Региональная общественно-политическая газета
Свежий выпуск: №10 (29105) от 13 марта 2024 года
Издается с 24 февраля 1918 года
19 марта 2024,
вторник

Человек-век

Человек-век / В одном человеке уместились многие грани ХХ века. Его тестем был легендарный комдив Василий Чапаев, он принимал на работу Юрия Любимова, а Владимиру Высоцкому отвешивал подзатыльники. Николай Дупак. Монолог легендарного директора Театра на Таганке о войне, искусстве и жизни.


В одном человеке уместились многие грани ХХ века. Его тестем был легендарный комдив Василий Чапаев, он принимал на работу Юрия Любимова, а Владимиру Высоцкому отвешивал подзатыльники. Николай Дупак. Монолог легендарного директора Театра на Таганке о войне, искусстве и жизни.

Сын ссыльных

– Я – сын ссыльных, батьку моего сослали с Украины в Архангельскую область. Донецкому краю нужен был лес, и партия решила все очень просто: 18 теплушек битком набили молодыми мужиками и отправили на север лес валить. В один из вагонов затолкали и моего отца, он просто под руку попал.

Знаете, подходя к 99 годам своего земного бытия, я пришел к непоколебимому выводу: источник злодеяния – это человек. Более несовершенного существа на Земле, чем человек, нет — и уверен, что не будет.

Отец чудом живой в Донецк вернулся. Ему мужики сделали в вагоне с лесом нишу, тесную, как нора, дали несколько бутылок воды и сухарей немного. Вот так он в этом рукотворном деревянном склепе десять дней и ехал до дому.

Кто-то стукнул, что отец — враг народа, и нашей семье пришлось бежать в Таганрог. То, что мы остались живы, считаю настоящим чудом. Но даже в такой атмосфере всеобщего страха меня всегда тянуло к актерскому делу, я очень много читал, никогда не стеснялся публики. Ходил в театральный кружок, меня хвалили за роль мальчика в спектакле «Бородино». После одного из спектаклей ко мне подошел режиссер городского театра и неожиданно предложил роль Дамиса в спектакле «Тартюф» по Мольеру. В этом спектакле играли знаменитые провинциальные актеры. Успех был потрясающий. Понимаете, тогда зритель был совсем иной, безмерно верящий всему, что происходило на сцене. Тогда в зрительном зале истерики были едва не обычным явлением.

К нам в Таганрог приехал режиссер Юрий Александрович Завадский, он работал в Ростове-на-Дону, у него был просто замечательный театр. Там играли Вера Марецкая, Ростислав Плятт, Николай Мордвинов. Так вот, Завадский посмотрел один из наших спектаклей и неожиданно говорит мне: «Молодой человек, вам бы не хотелось поучиться на артиста?» Помню, что я только и сумел выдохнуть, что это самая большая мечта моей жизни.

Телеграмма от Довженко

В тот год желающих поступить в Ростовское театральное училище на курс к Завадскому было человек 300. Меня зачислили, а для жилья нам снимали комнаты в частном секторе. Так получилось, что с Сережей Бондарчуком мы жили в одной комнате.

Помню, он подошел ко мне и сказал: «О, великое искусство, давай с тобой объединяться будем в одной комнате. Ты — артист Таганрогского театра, а я — артист Ейского театра». Так началась наша студенческая дружба.

Бондарчук был интересный мальчик. Сергей курил, а сигарет не хватало, вернее, не хватало денег на них. Он мог мне сказать: «Мыкола, пошли погуляем». А «погулять» у нас называлось пойти на автобусную остановку и пособирать бычки, которые не докурил кто-то. Мы их собирали, приходили домой, он это все шелушил, подогревал на печке и цигарки крутил. Потом курил. Вот такая была жизнь, вот такие были мы.

Наши отношения с Бондарчуком развела жизнь по одной простой причине: где-то в конце марта к нам приехали два сравнительно молодых человека, они обратили внимание на меня, сделали несколько моих фотографий и уехали. Через неделю я получаю телеграмму: «Прошу срочно прибыть на пробы в роли Андрея кинофильме «Тарас Бульба». Телеграмма была подписана Александром Довженко.

В тот же день наша дружба с Сергеем Бондарчуком и закончилась, как вы понимаете, не по моей инициативе. Это все — не святое искусство. Увы…

Картину снимали в Киеве, туда прилетел самолетом, меня поселили в шикарную гостиницу и велели отдыхать до завтра. Я был совершенно обалдевший от всего этого.

Затем меня подстригли под горшок, и вскорости начались съемки.

Вылечила песня

Я войну встретил в Киеве, на съемках этой картины. Помню, ранним утром я услышал какой-то шум, крик, выстрелы. Открыл дверь на балкон, вижу, как на таком бреющем полете мчится самолет с крестами на боку. На соседний балкон вышел заспанный военный. Я спрашиваю: «Что это такое?» «Маневры Киевского военного округа, приближенные к боевой обстановке», — отвечает он. И буквально после этих слов раздались выстрелы, и на спящий Киев полетели бомбы…

Я пошел в киевский военкомат и попросился на фронт. «А ты где родился?» — спрашивают меня в военкомате. Ответил, что в деревне. И попросился в кавалерию, сказал, что артист, что почти месяц снимался в кино, обучен верховой езде и умею владеть конем.

Так кавалерия стала моей военной судьбой.

Мне конь спас жизнь, это было в 1942 году на Брянском фронте. Недалеко от знаменитого Бежина Луга мы попали под минометный обстрел, и одна из мин разорвалась под крупом моего коня Кавалера. Он, бедолага, погиб, а я остался раненым, но живым. Была и контузия, я долго не мог говорить, ничего почти не слышал.

Лечился в одном из госпиталей Москвы, но слух не возвращался, я уже стал отчаиваться: молодой парень — и вдруг глухой.

Врачи разрешали гулять, и я как-то побрел по совершенно пустой Москве и пришел на Красную площадь. Вдруг грянула песня: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» И чудо! Я ее услышал, у меня мурашки пошли по коже от этих слов и от музыки. Вот так ко мне вернулся слух.

Я вообще считаю, что «Священная война» — гениальное произведение. Я в таком состоянии ее услышал.

Считаю, что мне повезло на войне просто немыслимо: я трижды раненый, но остался в живых, и моя жизнь подходит уже к 95 годам. Разве это не чудо?

Хотя война снится до сих пор, иногда просыпаюсь от командирского крика: «Не жалеть лошадей!» Мы их, родимых, часто не жалели… На войне по-другому нельзя.

Еще один аспект: войны без искусства не бывает. Человек песнями, стихами, танцами откликается на эту беду. Для меня самыми гениальными произведениями Великой Отечественной войны остаются песня «Священная война» и стихотворение Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом».

Я убит подо Ржевом,

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налёте.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки, –

Точно в пропасть с обрыва –

И ни дна ни покрышки.

По-моему, лучше и точнее сказать нельзя. Считаю, что фронтовики были очень творческие, безмерно преданные искусству люди.

Я работал в театре имени Станиславского. Там в труппе были артисты-фронтовики: Пётр Глебов, Аркадий Кругляк, Лев Елагин. Атмосфера была очень творческая. Василий Иванович Качалов нам мог часами читать стихи.

Вообще, мое поколение — это поколение практически с нулевым составляющим цинизма и меркантильности. Вы думаете, как я попал в Театр на Таганке?

А тогда было очень популярное Вагановское движение, это когда люди искусства добровольно шли работать на самые трудные участки работы. Я не был исключением и попросился на работу в самый плохой театр Москвы. Мне сказали, что это — Театр драмы и комедии на Таганке. Его просто раздирали интриги, склоки, бесконечные сложности и неприятности. Вот так в сентябре 1963 года я и попал в этот театр.

Труппе на первом собрании я честно сказал, что не считаю себя хорошим артистом, а вот директором — попробую. Обещал работать честно и на совесть. И слово свое сдержал.

Работа для Любимова

Юрий Любимов? Это я уговаривал его прийти на работу в Театр на Таганке. Помню, мне очень понравился один из его спектаклей. Я все сделал для того, чтобы мы встретились в гостях, на нейтральной территории. Юрий Петрович пришел с актрисой Людмилой Целиковской, она тогда была его женой.

Разговорились, Любимов говорит, что его приглашают на работу в Дубну, обещают там дать жилье. Я ему говорю, что Дубна — это почти 100 километров от Москвы, а с крыши нашего театра виден Кремль. Короче, уговорил.

Было очень непростым делом убедить культурное и партийное начальство Москвы, чтобы они дали согласие на переход Любимова в Театр на Таганке. И это решил.

Вместе с Любимовым в театр пришел новый градус творчества. И новые спектакли. Любимовские спектакли были такого качества, что о них очень быстро заговорила театральная Москва. И не только Москва…

Многие его спектакли приходилось просто выцарапывать из лап цензоров, буквально дрались за каждую сцену и реплику.

Любимов мог за одну фразу кинуться в конфликт, а я умел убеждать и договариваться. Этот баланс и спасал наше общее дело.

Любимов категорически не хотел брать на работу Володю Высоцкого. Он мне говорил: «Ну зачем нам еще один алкоголик нужен?»

Мне Высоцкого порекомендовала его однокурсница Тая Додина, она просила дать ему шанс, говорила, что он очень талантливый человек.

«Тая! — говорю я ей. — Ну куда я его возьму? У нас по штату 50 человек, а фактически — 75». Она нашла такие слова, которые меня тронули, и я пригласил Высоцкого на прослушивание. Он пришел, показал Челкаша. Вроде не очень. Любимов ему сухо говорит: «Спасибо». Тогда Высоцкий просит разрешение спеть. Берет гитару и поет три песни. Любимов его спрашивает: «А чьи это слова?» Володя ответил, что слова его. На этом и расстались. Я убедил Любимова взять его на три месяца по договору. Получится — прекрасно, не получится — не судьба.

Тогда мы работали над «Героем нашего времени», ставили спектакль к юбилею Михаила Юрьевича Лермонтова. Высоцкому дали крошечную рольку штабс-капитана. Там нужно было сказать одну фразу: «Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка, ну и дурак же ты, братец». Он сделал все просто гениально и остался в театре.

«Высоцкого не отпустил дьявол…»

Мой Высоцкий? Володя был бесконечно добрым и безотказным человеком, всегда приходил на помощь. У него где-то в корнях было желание созидать. Как он помогал мне как директору на всех бесконечных стройках и ремонтах — это словами не передать. Один его концерт открывал десятки дверей…

Господи, чего только с Высоцким у нас не было…

Очередной съезд партии — и наш театр принимает делегации коммунистов из 23 стран мира. Перед спектаклем прибегает моя помощница и говорит: «Спектакль не может состояться. Высоцкий на ногах не стоит…»

Боже! Я бегом в гримерку к Высоцкому, а он, что называется, лыка не вяжет: «Николай Лукьянович, простите…» Я, как пацану, зарядил ему пару подзатыльников: «Ты с ума сошёл? Политбюро в зале!» В ответ мычание...

Говорю ему: «Ты сейчас со мной выходишь на сцену, твоя задача просто постоять несколько минут с опущенной головой. Все остальное сделаю я. Cкажу, что, к великому сожалению, спектакль состояться не может, артист Высоцкий потерял напрочь голос. Ты делай извиняющиеся жесты, но не упади в зрительный зал».

Я сказал публике, что у меня есть два предложения: вернуть деньги или показать спектакль через три дня. За это время к артисту Высоцкому пообещал вернуться голос. Зал встал и оглушил нас аплодисментами. Билеты не сдал ни один человек.

После этого я посадил его в машину и отправил к знакомым врачам, которые его не раз вытаскивали с того света. Через три дня зал был полон, а Высоцкий просто блестяще отыграл спектакль. Таких моментов было немало.

С артистами театра часто были истерики: почему Высоцкому все сходит с рук? Почему ему все прощается? Такие вопросы я слышал постоянно. И честно говоря, порой не знал, что отвечать.

Помню, на гастролях в Ленинграде, когда с Высоцким случился очередной запой, труппа почти единогласно проголосовала за его увольнение из театра.

Были замены, были очень тяжелые разговоры — все было. Он мог подойти ко мне и сказать: «Николай Лукьянович, отпусти на три дня. Надо в Магадан слетать, золотодобытчики за концерт 10 тысяч платят». Как я мог его не отпустить? Советская машина «Волга» тогда стоила дешевле, чем ему платили за одно выступление. Мне таких денег никто в жизни не предлагал, а ему платили. Я мог только порадоваться за человека. Он возвращался, шел в комиссионку, покупал Марине Влади кулон за шесть тысяч и был при этом абсолютно счастлив. Я тоже был счастлив от осознания, что имею отношение к его мужицкой и человеческой радости.

Понимаете, многих злило, что он позволял себе определенные вещи.

Театр на гастролях в Польше. Высоцкий не приезжает, говорит что не может. Актеры узнают, что в эти дни он во Франции, они с Мариной на Каннском фестивале. В труппе тут же возникает бунт!

Заявлен «Гамлет», а играть его некому. Сдаются билеты, скандал. Что делать? Вводим на роль Гамлета Валерия Золотухина, он один спектакль сыграл просто блестяще. А на следующий спектакль на сцену вышел уже Высоцкий. Это очень хорошо на него подействовало.

Володя прекрасно понимал, что болен, но есть вещи совершенно дьявольские, которые так глубоко и прочно сидят в человеке, что никакая медицина, никакие старания не могут их оттуда вытащить.

Он плакал. Хотел от всего этого избавиться, дьявол его не отпустил.

После очередного случая с Высоцким Юрий Любимов закатил мне грандиозный скандал. Он кричал, что я многое себе позволяю, что он хочет взять власть в свои руки.

На что я сказал: «Юрий Петрович, честь имею». И ушел. В театре меня не было ровно год. Мне звонили, предлагали помощь в трудоустройстве. Я отвечал, что у меня, как у инвалида войны, хорошая пенсия, еще говорил, что я хорошо вожу машину, могу работать таксистом.

Уговорили меня пойти директором Театра на Малой Бронной. Там собрался очень талантливый коллектив: Алексей Петренко, Олег Даль, Елена Коренева...

Каким Олег Даль остался в памяти? Умница. Очень глубокий, он был закрытым человеком. Порядочный и интеллигентный, но был и у него грех по имени Водка. Этот грех погубил его и еще много талантливых людей.

«Чехов был не прав»

Почему я снова вернулся в Театр на Таганке?

Любимов! Любимов…

Он уговорил меня встретиться у церкви на Фрунзенской набережной, мы оба подъехали на машинах, остановились друг напротив друга. Думаю, первый не выйду категорически. Гляжу — Любимов выходит. Я тоже выхожу, мы здороваемся, и он начинает мне говорить о том, как его дезорганизовали, как ему там на меня наговорили…

Он стал меня уговаривать вернуться в театр, говорил, что там многое без меня осиротело, стоит и ждет моего возвращения.

Вернулся только потому, что у меня была идея построить там театральный комплекс, некую сценическую Мекку, если хотите…

По моему замыслу, там должна быть международная театральная школа, которой должен был руководить Любимов и его ученики. Но школы не получилось. И не по моей вине.

У нас на Таганке страсти кипели нешуточные и разрушительные. Почему разрушительные? В глубине и ядре всех страстей лежали амбиции. Почему Александр Калягин ушел из театра? Я назначил его на роль Гамлета, а Любимов — на дыбы! Ни в какую. Он пригласил на эту роль француза Жана Авелара.

Так театр потерял потрясающего актера, но я рад, что так случилось. Саша оказался человеком не только талантливым, но и очень целеустремленным, он построил свой театр.

Знаете, я не согласен с Чеховым в его знаменитом высказывании, что актеры — это сукины дети.

Самые ущербные люди — это артисты, самое трудное положение — быть артистом. Артист — это такая профессия: он за аплодисменты готов продать любовницу, брата и сестру. Мать родную продаст за аплодисменты. Это страшное, мало кому понятное состояние актерской сущности. Я понимаю эту актерскую природу. Думаю, что Антон Павлович, хоть и гений был, но понять это не смог.

На чьей стороне правда в конфликте Любимова с актерами? Конечно, на стороне актеров.

Понимаете, Юрию Петровичу дали орден Трудового Красного Знамени после того, как его лишили гражданства СССР. Кто хлопотал за это? Дали лауреата. Кто хлопотал? Я вам скажу по секрету, первым ходоком всех его наград был ваш покорный слуга.

А с какими трудами удавалось пробивать зарубежные гастроли! Чтобы театр поехал в Болгарию, нам помогала дочь тогдашнего руководителя страны Людмила Живкова.

Кто стучался в эти высоченные двери? Дупак!

Любимов их попросту чурался. Его бывшая жена Людмила Целиковская говорила мне: «Николай Лукьянович, что вы ему говорите, он же монтер. Когда он дома со мной не соглашается, я снимаю туфлю, и его — туфлей. Тогда он понимает…»

Убежден, что Любимов не справился с успехом. Пережить успех удается не всем. Он не смог этого сделать.

Я безмерно ценю вклад Юрия Петровича в театральное дело России, но никогда не смогу понять, как он мог выгонять артистов из театра. Театр создали актеры, а не Любимов. Он этого не понимал. У него было любимое местоимение Я, а у меня — МЫ. Вот в этом наша основная разница.

Когда он умер, я в день прощания отменил свой творческий вечер и пошел проститься с Юрием Петровичем. Подошел к его последней жене, стал говорить искренние слова сочувствия, а она демонстративно встала и пошла от меня прочь. Я был просто ошарашен.

Мне один хороший знакомый сказал: «Ну и дурак же ты, братец Мыкола! Зачем ты к ней подошел? Неужели ты надеялся достучаться до ее совести?»

Главной причиной моего ухода с поста директора театра были нарастающие хапательные движения Юрия Петровича.

Уходить было очень трудно, было ощущение, что я оставляю своего ребенка. Помню, собрал фронтовых друзей, выпили по рюмке водки, и я попросил у них совета. Они сказали: «Коля, уходи…»

От бандитов скрывался в психушке

После этого я стал заниматься Центром культуры на Таганке, руководил стройкой, мы возводили Дом художника в центре Москвы, там по проекту было 10 квартир, творческие мастерские, хороший зал с акустикой. Так ко мне в кабинет приходили бандиты, говорили открытым текстом: отдавай стройку или мы тебя прикончим.

Клали пистолет на стол у меня в кабинете и смотрели мне в глаза.

Я говорил им: «Сопляки, пошли вон отсюда, я трижды раненный на фронте, думаете, что напугаете меня своей пушкой?» Советовал им затолкать пистолет в одно место. Но прессинг был просто сумасшедший, тогда я обратился к одному очень высокопоставленному человеку. Он мне велел немедленно уехать из Москвы.

Я в тот же вечер уехал в Киев, жене сказал, что вызвали на съемки. Своему заместителю наказал, чтобы она без меня не подписывала ни одной бумаги, чтобы всем говорила: «Дупак вернется из командировки, все вопросы к нему».

Они пришли к ней, заплатили довольно-таки приличную сумму, и она им все подписала. Я возвращаюсь, а там такая заваруха, что волосы на голове стали шевелиться.

Друзья меня срочно укладывают в закрытую психиатрическую лечебницу под вымышленным именем. Две недели меня прятали, за это время моя заместитель, которая подписала бандитам бумаги, ушла в иной мир. Ей помогли туда уйти...

…Читал ли я книги Валерия Золотухина? Читал по диагонали. Там очень много субъективного. Я Валерку любил, он был талантливый парень, но в его книгах много неправды.

Женщины? Трудная тема…

Знаешь, с женщинами можно дружить без всяких «шур-мур». У меня таких было две: Ольга Васильевна Лепешинская и Наталья Юрьевна Дурова.

Ольгу Васильевну я знал с 1936 года, она была не только гениальная балерина, но гениальный человек и потрясающий друг. Десятилетия жизни мы с ней часто встречались. Она могла мне позвонить и сказать: «Николай Лукьянович, заезжайте ко мне, почитайте мне чего-нибудь». Я заезжал к ней, пили чай, я читал стихи. Она просила почитать стихи всякие. Вплоть до того:

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде... и убит!

Я читал, а она плакала…

Крепко дружил с Натальей Юрьевной Дуровой. Она была святая, безмерно преданная своему делу, к любому зверю без страха заходила в клетку. Тигры и львы как котята ползали у её ног. Всегда говорила, что самый страшный зверь — это человек.

Моей первой женой была Вера Васильевна Чапаева, дочь легендарного комдива. Она отца своего не помнила, но его дух витал в нашей семье постоянно.

С этим духом жить было непросто, и я с одним чемоданом ушел навстречу новой любви. Раиса Михайловна работала простой официанткой в нашем театре. У нас с ней была сумасшедшая любовь и полное взаимопонимание. Сейчас я вдовец, живу один, до сих пор вожу машину. За сегодня накрутил 120 километров, и еще нужно в два места съездить.

Живу на полной автономии, дочь живет в соседнем подъезде, часто приходит, проведывает, но я все еще делаю сам.

Понимаю, что стрелка жизненного компаса подходит к границе «лучшего мира». Лучший ли тот мир? Да, лучший. Лучший только потому, что мы о нем ничего не знаем.

В тот мир ушли мои любимые люди, моя замечательная внучка Настя ушла уже. В церкви потеряла сознание, и не стало моей девочки...

Часто бывает, ночью проснусь и веду внутренние диалоги с моими ушедшими. Нет, я не сумасшедший. Просто давно живу на свете, и душа у меня лирика. Хотя жизнь моя сплошная проза.



 

Из биографии

Николай Дупак родился 5 октября 1921 года. Инвалид Великой Отечественной войны II группы. 25 лет был директором Театра на Таганке. Снялся более чем в 60 фильмах, среди которых «Любовь с привилегиями», «Бумбараш», «Единственная». Заслуженный артист России и Украины.

   

Возрастная категория материалов: 18+

Добавить комментарий

Забыли?
(Ctrl + Enter)
Регистрация на сайте «Амурской правды» не является обязательной.

Она позволяет зарезервировать имя и сэкономить время на его ввод при последующем комментировании материалов сайта.
Для восстановления пароля введите имя или адрес электронной почты.
Закрыть
Добавить комментарий

Комментарии

Комментариев пока не было, оставите первый?
Комментариев пока не было
Комментариев пока не было

Материалы по теме

Пожарную безопасность проверяют в дворах жителей Амурской областиОбщество
Военный из Приамурья получил Георгиевский крест за проявленное в зоне СВО мужествоСпецоперация
Порыв на теплосетях устраняют в микрорайоне БлаговещенскаПроисшествия
В шести муниципалитетах Приамурья заработали наблюдательные посты за пожарамиОбщество
За аварию с двумя погибшими водитель из Шимановска отправится в колонию на три годаПроисшествия
Квесты и киберспорт: какие проекты амурских общественников претендуют на президентские грантыОбщество

Читать все новости

Общество

Пожарную безопасность проверяют в дворах жителей Амурской области Пожарную безопасность проверяют в дворах жителей Амурской области
В шести муниципалитетах Приамурья заработали наблюдательные посты за пожарами
Квесты и киберспорт: какие проекты амурских общественников претендуют на президентские гранты
Как Амурская область готовится к пожароопасному сезону
Слабый минус: в Амурской области ртутный столбик не поднимется выше нулевой отметки
Система Orphus