По стопам матери — актрисы и режиссера театра кукол

Мама Артема работала актрисой и режиссером в театре кукол Луганска. Так что мальчик рос в театральной среде, но, как признаётся сам, никогда не планировал связывать свою судьбу с лицедейством. Парень после школы отучился на повара, но уж и сам не помнит, как так вышло, что поступил-таки в театральный вуз. Видимо, от судьбы не уйдешь. Артем получил профессию актера театра и кино и пошел по стопам мамы, устроившись в луганский театр кукол.

— В 2014 году мы с супругой решили переехать в Одессу, где я устроился работать в Одесский театр кукол. Но там начали происходить известные всем события. Ты засыпаешь в одной стране — и просыпаешься в другой, и ты уже диссидент и инакомыслящий. Нам стали говорить наши коллеги, если можно их так назвать: «Ну, когда вас там уже всех перебьют, чтобы мы спокойно жили?!» При этом мой родной Луганск был под обстрелом. Поэтому оттуда мы улетели в Алтайский край — у супруги там родственники, — вспоминает Артем.

«Я впервые и в Благовещенске, и на Дальнем Востоке. Увидели Китай с вашей набережной, попробовали китайскую кухню — невероятно вкусно, и Амур просто потрясающий. Очень уютный у вас город, такой компактный, и театр компактный».

Супруги пробыли вдали от родины два года. Артем работал режиссером, актером местного театра кукол имени Брахмана. Но в 2017 году они приняли решение вернуться в Луганск.

— Когда мы улетали на Алтай, у меня уже были побуждения пойти в ополчение, но всего год супружеской жизни — я не смог оставить супругу. Я помню, мы уезжали из Одессы, похватав какие-то вещи, — на последнем поезде до Луганска, а дальше мы уже пробирались через блокпосты на автобусе, — рассказывает режиссер.

Он вспоминает, как в 2022-м — в год, когда началась спецоперация — они и с театральной труппой были на гастролях в одной из местных школ, и между спектаклями вышли на улицу. Там актеры услышали уже успевшие забыться звуки работающей артиллерии.

— Стреляли очень далеко от города, но хорошо было слышно — сейчас уже понимаю, что велась разведка боем. Мы осознали, что боевые действия неизбежны, — с грустью вспоминает мужчина. — А потом нам сказали, что нужно идти на СВО, и мы пошли.

Обстрел закончился, и вновь запели птицы

Как отмечает Артем Малахов,  мобилизация для него стала полной неожиданностью.

— Я помню, мы втроем: я, жена и сын — шли по залитым солнцем улицам Луганска. Мы пошли в магазин купить продуктов, гуляли по парку, радовались просто жизни, как вдруг включилась сирена оповещения воздушной опасности по городу. Неприятно стало, и тут звонок через три часа, что нужно явиться в военкомат. Я явился туда... с ложкой. Вот серьезно, просто оттого, что не знал, что с собой брать. Мы не понимали, куда мы идем, все собирали какие-то странные личные вещи с собой. Через сутки мы уже в полном обмундировании, с полным боевым комплектом, оказались в гуще театра военных действий, — вспоминает коренной житель Луганска.

Как рассказывает Артем, поначалу было ощущение, что он попал в полный сюрреализм: парню приходилось приспосабливаться и на ходу обучаться всему. Но ему не суждено было долго быть рядом с боевыми товарищами — подвело здоровье. Через восемь месяцев на фронте Артема Малахова комиссовали.

— У меня просто закончился физический ресурс. Все хронические болезни махом обостряются: уже через несколько месяцев службы ты не можешь делать того, что раньше давалось легко. Самым тяжелым для меня стало отсутствие сна: на него лишь 2–4 часа, — и то не спишь толком, потому что всегда настороже, это не просто выматывает, а уничтожает. Меня списали, и я вернулся домой. И пошел служить Мельпомене — в Луганский драматический театр. Худрук Галина Михайлюк-Филиппова дала мне возможность реализоваться, я очень ей за это благодарен, — отмечает Артем Малахов. 

«Фуга ля минор» — это первый спектакль об СВО, поставленный в ЛНР, и один из первых в России.

Опыт, который Артем получил, участвуя в СВО, изменил мужчину.

— В окопе и под огнем не бывает атеистов — все понимают, что от тебя здесь мало что зависит, как бы ты ни старался выжить. Ты либо есть, либо сейчас тебя не станет. Спецоперация многих поменяла — разбиваются розовые очки относительно себя, относительно людей рядом. Идет большая переоценка ценностей. Меняется юмор: он даже не то что черным становится, нет. Просто он понимается в конъюнктуре тех действий, и спасает — юмор спасает. Там смеются все и смеются постоянно, ты просто не можешь постоянно бояться, — говорит он.

О том, чтобы поставить спектакль и рассказать об СВО и своих боевых товарищах, которые по сей день находятся на фронте, Артем думал постоянно.

— Еще находясь в блиндажах и окопах, я думал, что об этом надо говорить. Не знал, как сказать, в какой форме донести зрителю, но точно знал, что рано или поздно скажу об этом со сцены. Потому что более открытой раны, большей проблемы на сегодняшний день нет. А мы при этом говорим о какой-то чепухе, мы ставим постановки, пишем, снимаем совсем о других вещах. Хочется иногда закричать: «Вы вообще в своем уме, вы понимаете, что происходит, вы это серьезно?» — с болью в голосе говорит Артем Малахов.

У него на фронте с собой был блокнот, в который Артем записывал свои идеи относительно пьесы.

— Находясь там, я понял, что, объективно, в мире проблем-то и нет. Для мира, в общем, и войны-то никакой не существует. Была весна, цвели то ли абрикосы, то ли вишни, пробивалась зелень, пели птицы, и тут начался артобстрел: всё гремит, всё трясется. Потом всё закончилось, и вновь запели птицы. И им абсолютно всё равно, у них нет проблем — проблемы есть у человека. Понимаете? Или, например, плывут облака над нами — они наши? Или ваши? Или это зависит, на какой территории они находятся? — размышляет Артем.

«Мы хотим видеть правду»

Когда Артему Малахову позвонила художественный руководитель Луганского драмтеатра, где он работал, и сказала, что на Тавриде состоится «Лаборатория актуальной драматургии специальной военной операции» и предложила ему туда поехать как драматургу, он с радостью принял это предложение.

— Две недели мы общались с ветеранами боевых действий, выбирали себе основного героя и на фоне его уже разрабатывали пьесу. Название этому проекту дали «СВОи. Непридуманные истории», потому что истории действительно реальные. Я подумал, что строить на одном герое сюжетную линию нечестно, потому что было много интересных историй и людей. У нас была основа, и я взял еще героев, их истории я тоже вплел в сюжет своей пьесы. Добавил моменты из личного опыта, из опыта знакомых, которые есть, и которых уже нет в живых. Конечно, не обошлось без творческих вставок. И таким образом создалась пьеса, — рассказывает Артем Малахов.

Режиссеры из театров нескольких регионов России спрашивали ветеранов, о чём они сами хотели бы видеть спектакли. Участники СВО отвечали: «Мы хотим видеть правду: чтобы вы передали наш военный солдатский быт».

— Сочинять про войну, когда не знаешь в действительности, что происходит, — это хуже некуда. В этом отношении мне было легче, чем остальным. Конечно, война показывает и слабости человеческие. Если их полностью отрезать, получатся ненастоящие герои — это уже неправда. Но при этом пьеса не должна была отторгать зрителя. Мы подняли архиважную тему: мы говорим со сцены о том, что и сегодня на фронте погибают люди, пропадают без вести — это страшные вещи и страшные последствия — одинокие жены с детьми. Плохо — плохо, по-другому можно сказать? Нет! Мы не имеем права сказать по-другому, — отмечает Артем Малахов.

Как рассказывает автор постановки, «Фуга ля минор» изначально была ориентирована на луганского зрителя, который живет в кровавой каше с 2014 года.

— Многие уехали, а кто-то, как я, вернулся на Родину, ведь я — коренной луганчанин. Но люди устали за всё это время, и у них теряется какая-либо надежда, а театр и искусство обязаны эту надежду дать. Мы были с «Фугой» в Сергиевом Посаде, и там приходили ветераны, они были почти слепые после осколочных ранений — их привели жёны. Вот для них в том числе мы писали. Они на благо Родины положили свою жизнь, свое здоровье. Или, например, придет в театр мать, которая потеряла сына, или сын которой пропал в зоне СВО, и мы ей со сцены так расскажем, что сделаем еще больней — и как жить дальше этой женщине? Это неправильно. Нужна терапия, а искусство — это терапия. Нам нужно, чтобы она вышла и сказала: да, так случилось, мой ребенок отдал свою жизнь за нас всех, погиб как герой — он и есть герой, и это было не зря! Тогда она сможет жить: да, с болью, но с гордостью. А если она выходит с постановки и думает: и зачем всё это было? Тогда всё это не имеет смысла... Мы пришли к таким убеждениям, и, надеюсь, именно это доносим до зрителей, — рассказывает режиссер.

«Не хочу спекулировать на теме СВО»

У Артема Малахова на будущее много планов, идей, проектов. При этом продолжать писать о СВО мужчина пока не думал.

— Я не хочу превращать тему спецоперации в спекуляцию. Не хочу на этом делать инфошум или карьеру, нет. Мы сделали хорошее произведение в театре, пускай оно будет одно, но достойное, — уверен Артем.

Возрастная категория материалов: 18+