Сергей Барабанов: «Афган переворачивает сознание»

Защита от варваров

— Сергей Григорьевич, не тяжело после советско-афганской войны приезжать сюда почти каждый год и копаться в не самых приятных подробностях, в не самой мирной обстановке?

— Сейчас хоть с питанием проблем нет. В конце 90-х — начале 2000-х нам приходилось пересекать границу чуть ли не полулегально. При этом тащили на себе даже питьевую воду, потому что антисанитария страшная. Что касается моральной стороны вопроса, то тут главное — оставаться честным. Есть чувство некой ответственности перед афганским народом. Они ведь поверили нам в 70-х годах прошлого века, отказались от своих традиций, приняли наши взгляды, пошли за нами. А мы потом взяли и отвернулись. Бросили их, и тут же началась кровавая гражданская война.

Или взять Ахмад Шаха Масуда. Все годы войны против СССР он считался символом моджахедского сопротивления, потом из нашего врага стал союзником. Он противостоял талибану, и давалось ему это нелегко. Был такой тяжелый период, когда у Северного альянса, возглавляемого Масудом, оставался единственный большой город Файзабад. Шли тяжелые бои за Талукан, мы поехали освещать это событие и оказались чуть ли не первыми, кто сюда прорвался. Это был вертолет с нашим оружием, возили его афганские летчики.

— Вы прилетели в Афганистан с партией оружия?

— Ваш вопрос звучит так, словно я его и привез. Ничего подобного. Я сидел в одном углу вертолета, ящики стояли в другом. Шла война, постоянные обстрелы, но мы приехали, познакомились с Масудом, взяли у него интервью, поговорили с будущим президентом Афганистана Раббани. Масуд был достаточно прямолинеен, резал правду-матку. Говорил, мы действительно были врагами, но теперь нам надо вместе защитить цивилизацию от варваров, которыми он считал талибов. Об этом нужно было рассказывать. Причем ради такой честности в работе приходилось лукавить. Та командировка считалась редакционным заданием, которое я сам с большим трудом инициировал. Обещал руководству телеканала, что вернусь сразу после интервью с Масудом. Уже отсюда позвонил, сказал, что вылететь не могу, и отработал еще две недели.

— Были моменты, когда приходилось пересмотреть свои взгляды на советско-афганскую войну?

— Я переживал, когда узнал, что из-за предательства и жестокости партийных руководителей СССР на Саланге были убиты тысячи мирных жителей. Шел 1989 год, войска выводились, была договоренность с Ахмад Шахом Масудом о прекращении огня, и он ее выполнял. В нас не стреляли. Однако по указанию Шеварднадзе и других деятелей мы хлопнули дверью. Был нанесен страшный артиллерийский и авиационный удар по Салангу. Среди исполнителей — Джохар Дудаев, который на тот момент командовал соединением советских стратегических бомбардировщиков. Он совершенно спокойно бомбил мирные кишлаки, чтобы через несколько лет говорить о независимости своего собственного народа. Страшное лицемерие и подлый эпизод, который у нас не любят вспоминать.

После этого удара афганские женщины выходили навстречу нашим колоннам и ставили в сугробы трупики своих мертвых детей. Солдаты, совсем еще пацаны, смотрели на такую картину по пути в Союз. Можно представить, какие чувства они испытывали и кем они себя считали, возвращаясь домой.

Брошенные пленные

— Есть темы, которые не приветствуются на нашем телевидении?

— Плотина существует, но есть надежда, что ее удастся прорвать. Болезненная тема — пленные. Про нее не принято говорить еще со времен Великой Отечественной войны. Это позор, хотя в Афганистане причины могли быть самые разные — начиная с осознанного перехода на сторону моджахедов и до обычного русского разгильдяйства. Молодой пацан, психика слабая, не выдержал, крыша поехала, пошел на снег посмотреть и «приехал». Или: «Пойду-ка я покурю у ручейка, рядом автомат положу», и тут: «Вставай, пошли!». Во время съемок «Мятежа в преисподней» мне пришлось столкнуться с обратной стороной таких взглядов. Горстка наших пленных в Бодабере подняла бунт и стояла насмерть против нескольких тысяч моджахедов. Пример самоотверженного мужества, который трудно переоценить.

Руководство четко знало, что есть такой лагерь, знало, что там пытаются правдами и неправдами склонить пленных к выезду на запад или продают в рабство местным помещикам. Молчали. Вместо этого рассказывалось, как мы сажаем деревья, делаем детям прививки, строим заводы. Конечно, душманы постреливают, но, дескать, мы их отгоняем. А здесь шла кровавая война и находились пленные, которых мы бросили.

Живой свидетель Бодабера лишь один, мы его нашли в горах Узбекистана. Это человек с поломанной судьбой. Отсидел в плену у моджахедов, потом у пакистанцев, вернулся на родину. Ему за кражу лампочки вкатали приличный срок. Парень трудится пастухом в горах, он даже жениться не мог, денег не было. Я ему купил костюм, рубашку и туфли. Он просто не знал, как меня благодарить. Война его сломала.

В этом вопросе Россия тоже лукавит. Многие соседи по СНГ признали своих пленных и наградили их орденами, а у нас в отношении этих людей нет никакой государственной позиции. Меж тем каждый подобный сюжет делает очередной переворот в сознании журналиста.

Английская внешность

— Сергей Григорьевич, география ваших фильмов — это горячие точки. Жизнью приходилось рисковать?

— Здесь, в Афганистане, меня часто внешность подводит. Однажды в садах Бабура, куда я пошел ради экскурсии, чуть не попал под нож какого-то обдолбанного наркомана. Он выскочил из-за деревьев и с криками «Инглезе! Инглезе!» бросился в мою сторону. Глаза совершенно безумные, в руке кинжал. Спасли посторонние люди, которые скрутили этого человека. Англичане пришли сюда с оружием в руках уже в третий раз и за всю историю порядочно наследили в Афганистане. Местное население их очень не любит, а я похож на европейца. Если возникают подобные проблемы, сразу начинаю говорить по-русски.

Несколько раньше, в очередной приезд к Ахмад Шаху Масуду, вместе со съемочной группой оказывался на артиллерийских позициях. Гордые афганские артиллеристы сидели там, покуривали. Мы, чего греха таить, попросили: «Ребята, стрельните куда-нибудь, мы снимем». Дали залп наугад ради «картинки», а там по несчастью оказались талибы, и они начали лупить по нас из всех видов стрелкового оружия. Мы нашли укрытие, но до сих пор помню фонтанчики пыли от пуль и осколков.

Вы только не подумайте, что профессиональный долг либо собственные амбиции заставляют меня отвернуться от здравого смысла. Я не пойду на пулеметную амбразуру ради интервью с пулеметчиком.

— Как вы думаете, почему даже после стольких лет кровопролития афганцы не отвернулись от нас?

— Вчера были в Хинжане, нас принимали моджахеды. Они не говорят: «Давайте жить дружно». Они говорят: «Мы враги». При этом приглашают обедать, на прощание жмут руку, обнимают. Они, может, нас и не простили, но продолжают уважать. Есть понимание того, что воевали не столько солдаты, сколько политики.

Да, наши войска могли их обстрелять, они могли обстрелять нас. Потом вместе что-то продавали, меняли, хитрили... Афганцы большие мастера обманывать, но делают это настолько трогательно, что для злобы места не остается. Чего греха таить — они научили наших покуривать местные «деликатесы», мы научили их водочку попивать. Это все плохо, ужасно, но это была некая общность близких людей, находящихся по разные стороны баррикад. Мы даже на войне умудрялись сохранять человеческое лицо. Друг в друге видели прежде всего людей.

Фильмография  Сергея Барабанова

— «Исповедь диверсанта»
— «Охота на Осу»
— «Черные тюрбаны»
— «Мятеж в преисподней»
— «Преодоление темноты»
— «Охота на льва»
— «План «Ост»
— «Один в поле воин. Подвиг 41-го»
— «Неустрашимый. Подводная война Петра Грищенко»
— «Заговоренный. Три войны казака Недорубова»
— «Русский «фокстрот»
— «Кровавый развод»

***

В феврале 2014 года отмечается 25-летие вывода советских войск из Афганистана. Эту страну называли 16-й республикой СССР.  Андрей Анохин и Валерий Вощевоз вновь прошли дорогами шурави.

Материал подготовлен при поддержке амурского отделения Союза ветеранов Афганистана и общественной организации «Боевое братство».