Фото: Дмитрий Тупиков

Владыка дал добро

— Владимир Алексеевич, расскажите, о чем вы говорите с Иисусом в вашей книге?

— Повесть «Мой друг Иисус» — повествование от первого лица — человека, находящегося в психиатрическом интернате. Поэтому он и позволяет себе говорить с Иисусом так легко и просто. О чем? Прочитайте. Написал эту вещь я достаточно давно, когда еще был жив владыка Гавриил. И для себя я тогда решил: если владыка даст добро, то она будет опубликована. А нет, то и книги не будет. Мы с владыкой Гавриилом были в достаточно доверительных отношениях, с тех еще времен, когда я работал над книгой «Православие на Амуре». Во время ее подготовки объездил все приходы Приамурья. Когда владыка Гавриил прочел повесть и позвонил, я, честно признаться, изрядно волновался, ожидал, что он мне сейчас «клизму витаминную» вставит и на этом все закончится. Но владыка сказал, что с удовольствием прочитал повесть, где-то посмеялся, где-то погрустил. Дал добро.

— Вы верующий человек?

— Я вырос во времена сплошного атеизма, и до одной поры, когда мы сплавлялись с супругой по резвой горной якутской реке Тимптон, был совершенно далек от веры и церкви. А на этой реке мы попали в «ловушку» и чуть не утонули. Меня вышибло из лодки и метров двести тащило по дну, затем река лениво «выплюнула инородное тело». Оглядываюсь — жены нет, лодки нет. А Бронька (прозвище супруги. — Прим. АП) в лодке оказалась внутри мощного водяного коллапса и сидела несколько минут в полном недоумении. И вот именно тогда я впервые в жизни обратился к Богу, попросил: «Господи, если ты есть, помоги нам!» И он помог. Секунд через 30—40 я услышал голос жены, она звала меня.

Но на этом приключения не закончились. Дно у лодки выдавило, и палатка, все наши запасы утонули. Мы шли еще четыре дня, питались чем Бог послал, но выбрались. Тогда же решили: если выберемся, то обязательно покрестимся. Что мы и сделали по возвращении. Словом, получается, что мы с супругой (моей истинной половинкой!) к Богу пришли через несчастье. И у меня такое ощущение, что мои ровесники тоже так пришли к вере. Сказать, что я сильно воцерковленный, нельзя, но тем не менее мы с женой после этого случая не только покрестились, но и повенчались.

— Герой повести — реальный человек?

— Есть такой человек. Мой ровесник, мы с ним вместе учились в Иркутском институте иностранных языков. Он патологически болен. Периодически выходит в реальный мир, а потом обратно возвращается в интернат. Он «улетел» после гибели семьи (автокатастрофа, он остался жив, а жена и дети погибли) и так и не вернулся. А вообще все мои герои — из жизни. Вот мы с вами пообщались — и вы уже героиня.

Первая вещь, за которую стыдно

— Вы пришли в литературу в достаточно зрелом возрасте. В 1993 году у вас вышла первая книга «Золото Тукурингры». Помните свою первую написанную вещь, за которую не стыдно?

— Помню первую, за которую стыдно. Я вырос в золотодобывающем прииске «Октябрьский» в Зейском районе. В первом классе, как сейчас помню, пришел в буфет, съел два пончика — и меня сразу посетила изжога. Тетенька повар, она же буфетчица, она же завстоловой жарила пончики на очень старом масле. Я пришел и пожаловался маме, которая работала в аптеке. Мама сказала: «Ах, Марьяшка! Дрянь какая!» И я, поняв, в чем дело, тут же сел и написал фельетон. Первоклашка — фельетон… В Октябрьском была своя настоящая газета на двух страничках, и я — маленький сопливый мальчик — принес свой «шедевр» редактору. Он почитал, поулыбался и говорит: «А тетю Машу-то выгонят». Я подумал, что он шутит, и ушел. И как назло в тот день в газете оставалась маленькая дырочка, куда мой «фельетон» и вставили. После публикации тетю Машу и в самом деле чуть не уволили. Но обошлось. Помню, как я ходил перед ней извинялся, но пончиков больше не ел.

«Я не Шукшин»

— Вы долгое время работали журналистом в Свободном. Работа «в полях» помогла стать писателем?

— Я всегда, начиная со школы, писал прозу. Хотя, когда меня называют прозаик, я это отрицаю и говорю, что не прозаик, а прокролик. Особых иллюзий на свой счет не питаю и тем, кто называет меня амурским Шукшиным, строго грожу пальцем (если не понимают, кручу пальцем у виска). Другое дело, что я не могу не писать. Первая опубликованная книга «Золото Тукурингры» появилась благодаря старателям, которые попросили написать про них. Они знали меня как журналиста, но я вырос «на золоте» и с малых лет проводил каникулы в разведывательной партии, которой руководил мой отец — истинный золоторазведчик. С 11 лет я уже работал, зарабатывал на разведке и добыче металла. Я его чувствую, как мой отец.

Тогда я на все лето ушел в артель и проработал на всех участках — мониторщиком, пытался работать бульдозеристом, но через два часа выскочил из кабины как ошпаренный — тряска невыносимая, работал шнырем, помогал на кухне. Уже ближе к концу лета понял, что весь материал максимум тянет на хороший очерк, но не на книгу. И я предложил председателю артели Валерию Гаврисевичу написать об артели публицистическую повесть и приплюсовать мои рассказы, которые были давно написаны. Так первая книга и появилась.

— Владимир Алексеевич, вас не раздражает, что сегодня человек напишет четыре предложения в интернете и считает себя чуть ли не классиком?

— Я в эти игры вообще не играю. Ни разу не читал, что пишут на литературных сайтах. Мне это просто неинтересно. Знаю, что есть сайт «Проза.ру». Меня постоянно тащат что-нибудь там опубликовать. Мол, прочитают — будешь известен всей стране. А я в этом очень сильно сомневаюсь. Я, конечно, неправ. Надо бы отслеживать и это. Но для меня компьютер — это просто печатная машинка.

— Что хочется как писателю сказать о современном мире?

— Не думал об этом… Мне хорошо живется в этом мире, в этом городе. Люблю наш город, сто лет люблю мою надегу Броньку, люблю некоторое (небольшое) количество людей, люблю сплавы, люблю работать. Любовь, мне думается, — это самое главное. Это чувство во мне живет всегда.