«Подумала, что мусорный бак горит на улице»
Все операции в условиях искусственного кровообращения проводятся под постоянным лабораторным контролем. Хирургическая медсестра несколько раз выходила из операционной, чтобы передать в лабораторию анализы пациента.
— Я почувствовала запах дыма в коридоре, но подумала, что это мусорный бак во дворе соседнего жилого дома кто-то поджег. Такое иногда бывает. И сначала даже не придала этому никакого значения, — вспоминает Елена Андриевская. — У нас рядом с операционной находится реанимация. Потом через окошко видим: оттуда стали вывозить тяжелого пациента. Спросили: «В чем дело?» Нам сказали, что в кардиоцентре крыша горит. Мы продолжили работать как обычно. Такое ощущение, что ничего не происходит. Хирурги молодцы! Я поражена их выдержкой и хладнокровием. Даже когда над операционным столом погасли лампы, они так же спокойно продолжали оперировать дальше.
Сосудистый хирург Домке пришел на помощь
В обесточенной операционной на аварийном питании продолжало работать только оборудование, поддерживающее жизненно важные для пациента системы, — аппарат искусственного кровообращения и дыхательная аппаратура. Еще у каждого сердечно-сосудистого хирурга имеется налобное освещение.
Казалось бы, всё закончилось, надо выдохнуть, а у меня коленки дрожат и плакать хочется.
— Направленный свет не дает теней, это позволяет хирургам видеть даже самые мелкие сосудики очень четко. И при этом меньше устают глаза. Такие налобные фонари были только у Валентина Викторовича Филатова и Александра Сергеевича Филиппова.
Потом к нам в операционную пришел сосудистый хирург Домке — врач от Бога. Он тоже внес свою лепту в успех операции — стоял рядом и помогал своим коллегам тем, что освещал своим налобным фонариком грудную клетку пациента. До самого последнего шва, до той минуты, как пациента с операционного стола переложили на кушетку и стали увозить, я думала: «Успеть бы завершить операцию!» Хорошо, что это был день, а не экстренная ситуация, как мы иногда ночью оперируем. Народу много, и все помогали. Алексей Домке тоже рисковал, как и все мы; я не понимаю, почему его вместе с нами не наградили, — удивляется Елена Васильевна.
Эвакуация неизбежна
— Я помогаю врачу-анестезиологу: во время операции переливаю кровезаменители, плазму, ввожу все лекарства, которые необходимо пациенту по плану вводить... Обязанностей много, — улыбается Андриевская. — А в тот день, кроме своей основной работы, по ходу пришлось еще думать, что можно быстренько собрать, чтобы пожарные пришли и всё успели вынести. Это всё было уже после того, как нам сообщили: «Эвакуация будет неизбежна после завершения операции». И мы по возможности, кто был свободен, начали к ней готовиться — сворачивали аппаратуру, которая была уже не нужна.
«Горим, горим, надо успеть…»
Все доктора и сестры говорят: «В самом оперблоке некогда было раздумывать о том, что горит и где. Иногда мысль возникала: «Горим, горим, надо успеть… Хоть бы не рухнуло всё прямо на нас».
— Даже не помню, кто из врачей во время операции сказал: «Не переживайте, потолок железный, подшитый. Всё нормально». Глаза подняли вверх: всё хорошо, всё спокойно. Работаем дальше… Всё было так, вроде это стандартная операция, только немного в ситуации напряженной. Потому что пищала вся аппаратура. А в окна глянешь — там пожарные со шлангами, вода по стеклам бежит — и сразу как-то не по себе. Пожарные молодцы, они тушили так наше здание, что вода попадала на окна, а задымленности сильной в операционной не было. Хотя запах гари ощущался сильный. В операционной у нас было сухо, в отличие от других помещений на первом этаже. А когда вышли — везде уже вода стояла по щиколотку.
Сестра-анестезист помолчала, что-то вспоминая, а потом продолжила:
— Самое интересное вот что: вода потекла только тогда, когда мы закончили операцию. Я всем говорю: «Над пациентом Бог стоял». Только наложили швы, переложили больного с операционного стола на каталку — и по стенам хлынула вода. Это уму непостижимо!
Алексей Домке тоже рисковал, как и все мы, я не понимаю, почему его вместе с нами не наградили.
...Пациента увезли. Медики собрали всё оборудование, которое только можно было, чтобы пожарные смогли его вытащить. Переодеться было не во что: всю одежду уже собрали и вынесли.
— Мы, операционная бригада, в чем были, в том и вышли на улицу. Меня возле кардиоцентра встречала старшая сестра. Спрашивает: «Лен, ты как?!» И вот… Сейчас опять зареву… — голос сестры-анестезиста задрожал. — В операционной на часы даже не смотрела. Если честно, ощущение времени вообще потеряла. И только когда старшая сестра меня обняла: «Мы так все переживали за вас», — у меня слезы потекли…
Бояться было некогда
В трудовой книжке Елены Андриевской всего одна запись. Как после медицинского училища в 1993 году пришла в «Центр Ярослава Кулика» (так до сих пор называют клинику при АГМА в память об основателе кардиохирургического направления в амурской медицине), так и работает здесь уже больше 37 лет.
— Я с самого детства мечтала стать педиатром, после училища собиралась в мединститут поступать. Но я влюбилась в свою работу, полюбила коллектив и поняла: я на своем месте. У меня были такие замечательные учителя. Я бесконечно уважаю и ценю Виктора Николаевича Никитина. Это анестезиолог-реаниматолог с большой буквы. Он научил нас хладнокровию. У нас каждая операция — это маленькая экстремальная ситуация. Всегда переживаешь за пациента — как он перенесет хирургическое вмешательство, и за хирургов — как они справятся. Но во время самой операции бояться некогда: надо четко выполнять свою работу. Потом, уже после операции, до тебя доходит: «Ого, врачи и все мы такое сделали!», и вот тут начинаешь переживать. Казалось бы, всё закончилось, надо выдохнуть, а у меня коленки дрожат, плакать хочется, — призналась опытная сестра.
МНЕНИЕ
«Нашим коллегам реально угрожала опасность»
Наталья Коршунова, профессор АГМА:
— За все годы работы в медицинской академии я не помню, чтобы у нас были такие серьезные ЧП. Давно, еще в 70‑е годы, были подтопления — архив мединститута, библиотеку топило, но пожаров, да еще таких серьезных, не было. Я сильно переживала за коллег, потому что угроза жизни была реальная. Много лет назад я была свидетелем страшного пожара — когда еще училась в аспирантуре во Втором Ленинградском мединституте (сегодня Северо-Западный государственный медицинский университет имени И. И. Мечникова). Загорелась ведущая кафедра санитарно-гигиенического института. Здание было такое же старое, историческое — памятник архитектуры, как наш кардиологический центр АГМА. Помню, какой был дым, как всё спасали — выносили оборудование, протоколы с данными экспериментальных исследований, там же наукой занимались. Я сильно переживала, что сгорели мои диссертационные материалы, потом узнала, что их все же успели спасти в самый последний момент. Меня поразила самоотверженность сотрудников мединститута: люди сначала спасали протоколы, а потом уже думали о жизни. Так страшно было. В какой‑то момент вдруг деревянные перекрытия старинного здания стали рушиться. Два человека погибли прямо у нас на глазах — их зажало упавшими балками, так и не смогли выйти. Просто заживо сгорели в огне! Это счастье, что во время пожара в кардиоцентре все живы остались. Эти люди действительно герои: спасали пациентов и оборудование, а потом уже думали о жизни.
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии