Как Сергей Брилёв выводит противников ГЭС на чистую воду

«И вода — это зло?»

— Сергей Борисович, во время вашего прошлого приезда в 2019 году вы вместе с нашим губернатором варили «суп дружбы» на набережной Амура и говорили про российско-китайские отношения. В этот раз — гидроэнергетика. Почему именно эта тема?

— Смотрите. В последние пару лет в Еврокомиссии и Европарламенте стали продвигать  завиральную идею о том, что, мол, и вода — это зло. Мол, от водохранилищ поднимаются страшные миазмы в виде парниковых газов: углекислого и метана. Мы тогда обратились и к российским ученым — ездили на Саяно-Шушенскую ГЭС, и к зарубежным — были на станции Итайпу на границе Бразилии и Парагвая, а также на новых гидроузлах, вы не поверите — в Эмиратах. Даже там хоть две капли воды, даже в пустыне, — их направляют на гидропроект. И после общения с учеными выяснили, что эти заявления еврократов, мягко скажем — недобросовестная конкуренция. Именно об этом был наш фильм «Мировой водораздел». Как показали рейтинги, его очень хорошо посмотрели и те, кто далёк от отрасли.

С тех пор обнаружился любопытный поворот: когда дошло до распределения субсидий на строительство гидростанций в Африке, тут же в Еврокомиссии сказали: всё замечательно, в гидро нет ничего страшного. Естественно, никто этих ошибок не признает.

Но сейчас возникла новая волна — развитие солнечной и ветряной энергетики. Я ничего против не имею, их КПД растет. Солнце — хорошо, и ветер — тоже. Если они есть. Но, например, в заявлении Еврокомиссии по Африке ветер вообще не упоминается. Не потому ли, что последние исследования в Англии показали: стоимость электричества от ветряков в шесть раз дороже, чем от газа? Так что происходит на самом деле? Это мы и решили выяснить в канун Восточного экономического форума, на котором предстоит большой разговор в том числе и об энергетике по эту сторону Урала.

Почему меняется климат

— В основе нового фильма — гидроэнергетика на Дальнем Востоке?

— Прежде всего, да. Но не только. У нас снято много международного материала: у меня есть большая африканская история, есть чуть-чуть моя любимая Латинская Америка (Сергей Брилёв родился на Кубе, а также является первым русским почётным гражданином уругвайского Монтевидео. — Прим. АП). Здесь, на Дальнем Востоке, мы сами, своими ножками, прошли через Бурейскую и Нижне-Бурейскую ГЭС, наши коллеги с ГТРК «Амур» съездили на Зейскую. У нас будут очень интересные съемки из Якутии, где тем не менее ставят ветряки и солнечные батареи. Плюс — Магаданская область и Приморье. Кстати, во Владивостоке мои очень старинные друзья-аквалангисты из клуба подводных поисков «Восток» предоставили нам очень любопытные съемки. Вот мы с вами знаем такие красивенькие кадры, пейзажи Владивостока: мост, остров Русский и вся эта лепота. Но если вы сейчас посмотрите на дно владивостокской бухты, то такое ощущение, что там была ядерная война.

— Почему?

— Потому что три года назад на Приморье в том числе обрушился тайфун «Майсак». Волны были и на поверхности, но также били на глубину до восьми метров, буквально расплющили миллионы моллюсков. Всё погублено. Вопрос: является ли тайфун следствием климатических изменений? Ну наверное. Хотя тайфуны были и до этого. Что является причиной изменения климата? Считается, что промышленные выбросы. У нас на Дальнем Востоке промышленные выбросы есть? Минимальные. Значит, эта зараза еще откуда-то. Но, например, у нас с вами на российском Дальнем Востоке паводки всё больше и больше. Я смотрел сегодня у вас на набережной уровни воды во время наводнений: мощное было в 2013 году — а в 2021-м еще выше! В других частях света, наоборот, жуткие засухи — в Латинской Америке и Африке! В нечужом мне Уругвае власти в последний месяц официально повысили уровень солёности воды в водопроводе и стали бурить артезианские скважины прямо в черте города.

И когда начали выяснять, то, оказывается, влагу из тропиков уводит масштабное похолодание над Тихим океаном — такой феномен называется «Ла-Нинья». Давайте согласимся: к промышленным выбросам это никакого отношения не имеет. Поэтому давайте честно, без лицемерия посмотрим: что будем строить — исключительно ветряки и солнечные батареи или всё же и ГЭС, АЭС и газовые станции?

Но что удивительно: «РусГидро», которой принадлежит Благовещенская ТЭЦ, ваши ГЭС, объекты в Приморском крае, — всё же активно вкладывается в солнечные батареи. Вот, они уже есть на понтонах на глади водохранилища Нижне-Бурейской ГЭС. Зачем? А дело в том, что мода — модой, а есть объективная реальность. Конкретно на Нижне-Бурейской это позволяет покрыть собственные энергонужды станции и отдавать побольше электричества в сеть.

Журналист записал интервью с Василием Орловым прямо на границе с Китаем — на курсирующем по Амуру теплоходе. Фото: amurobl.ru.

Или еще пример. Вот, на Дальнем Востоке есть куча удаленных поселков, в том числе вдоль всё более и более стратегического Севморпути. Традиционно котельные там работают на угле или солярке, но для завоза топлива не хватает даже двух навигаций. Вот там решили делать гибриды: котельные на солярке, а рядом — солнечные или ветряные батареи. Первоначальный расчет был, что это приведет к экономии примерно 30 процентов солярки — а в реальности уже доходит до 50 процентов.

— Теперь стоит ждать массового строительства таких гибридных станций?

— Это очень хорошая штука. Но ветра и солнца достаточно для того, чтобы включить телевизор, вскипятить чайник, поработать за компьютером. Промышленное развитие невозможно — для этого всё равно нужна серьезная энергетика. Может, я немножко спешу с выводами, но все эксперты, с которыми мы поговорили, говорят это. Однако пока ты сам не проедешь — не поймешь, как это работает. Это будет кино и про возобновляемую энергетику, и про то, как она оказалась в центре новой мировой интриги.

Гидростанции защищают от паводков

Фото: пресс-служба «РусГидро». 

— Вы побывали на двух амурских станциях — какая их роль в вашем фильме?

— Принципиальный момент (помимо всего того, что я уже сказал) — это, конечно, противопаводковый эффект. Не надо быть специалистом, это всё видно: на Амуре наводнения продолжаются и становятся разрушительнее, на Зее, где стоит одна станция, — тоже. А когда последний раз вы слышали, что были серьезные подтопления на Бурее? Давно. Потому что есть сразу и Бурейская, и Нижне-Бурейская ГЭС. Я не являюсь апологетом и сотрудником «РусГидро» — мне как раз интересно всё посмотреть и выяснить самому. Именно поэтому, возглавляя ассоциацию «Глобальная энергия», я обращаюсь не только к российским экспертам, которых, допустим, можно подозревать в какой-то ангажированности, но и к иностранным.

— Почему у вас вообще такой интерес к гидроэнергетике? Довольно неожиданно.

— Ну слушайте, во-первых, чисто по-человечески любая гидростанция — это восторг! Не знаю, на скольких я был. Теперь счет идет уже, наверное, на десятки. Может, во мне говорит гуманитарий, но когда видишь такое техническое чудо, то просто балдеешь — как можно такое построить?! Во-вторых, угля осталось лет на 300–400. Нефти и газа по разным оценкам — на десятилетия. Поэтому человечеству надо задуматься, откуда брать энергию дальше. Надо думать! 

И вообще в моем случае всё не так уж и неожиданно. Начиная с 2010-х годов я сделал несколько фильмов на тему энергетики: например, «Тяжелая нефть» и «Другой уголь». Не знаю, сколько раз я спускался в шахты: от Республики Коми до Кузбасса. Я собственноручно выбивал кувалдой керн на нефтяном месторождении в Татарстане, был на нефтегазовых месторождениях на Аляске, в Аргентине, в Северном море, в Ханты-Мансийском округе. Наверное, именно поэтому в 2020 году меня пригласили возглавить международную ассоциацию и премию «Глобальная энергия».

— Что это за ассоциация?

— Это неправительственная организация, которая создана для продвижения инноваций и развития международного сотрудничества в области энергетики. Она существует с 2002 года и является оператором одноименной премии. Ее главная цель — поощрение ученых за выдающиеся научно-технические разработки и системные исследования глобальных проблем в энергетике. Меня пригласили «оживить» премию — и в этом году при нашем новом коллективном менеджменте удалось добиться самого лучшего результата за 20 лет существования — у нас были заявки из 48 стран. Это рост в четыре раза. Несмотря на то, что творится в мировой политике.

— Вам это удалось благодаря популярности, каким-то связям?

— Наверное, и мои связи. Но главное — здравый смысл. Это премия научная, поэтому нам надо больше говорить с теми аудиториями, где научные разработки дают результат для жизни. Тут такая штука: мы по привычке немного уничижительно говорим о нашей стране. А в России энергобаланс по доле между угольной, нефтегазовой, атомной, гидроэнергетикой — просто потрясающий! Все завидуют. У нас угольная энергетика по доле меньше, чем в Германии — да, вот так! И мы тоже много думаем про экологию — и это правильно. Но, друзья мои, в развивающемся мире до сих пор вопросом вопросов является: а будет ли у меня лампочка. Поэтому надо учитывать все реалии.

Сергей Брилёв экспромтом сделал обзор свежего номера «Амурской правды». Он начинал карьеру в газете — в легендарной тогда «Комсомолке». Фото: «Авторская студия Сергея Брилёва»

— При такой загрузке и вовлеченности в новое направление вы не ушли с родного телеканала и не попрощались с журналистикой.

— Я просто искреннее считаю нашу профессию лучшей на земле. Я 28 лет работаю на канале. Да, закончился долгий-долгий период в 21 год, когда я вёл информационные программы. Но, честно говоря, я ещё перед зимней Олимпиадой в Сочи, то есть хорошие десять лет назад, стал просить, чтобы заняться еще чем-то. Теперь на телевидении мой приоритет наконец-то — документальные фильмы. Снимаю я их главным образом на базе  вновь созданной студии «Авторская программа Сергея Брилёва» Объединенной дирекции информационных программ телеканалов «Россия-1» и «Россия-24». Впрочем, помимо документальных фильмов — их выходит по 5–6 в год, особенно я доволен последней парой лент про историю внешней разведки, — как видят зрители, я почти еженедельно появляюсь в программе «Вести», с удовольствием делаю репортажи на новости, прежде всего из Латинской Америки.

Но есть у меня и совсем параллельные жизни. Так, под 200-летие открытия Антарктиды я поставил три памятника Беллинсгаузену по маршруту его экспедиции, в том числе на станции Беллинсгаузен в Антарктиде. Спросите меня: зачем? Не знаю, но всё, что я сейчас делаю, мне в кайф! Продолжаю активно заниматься наукой. В прошлом году вышла моя уже пятая книга, а этой осенью наконец надеюсь защитить уже и докторскую диссертацию на тему «Сотрудничество советских и британских спецслужб в годы Великой Отечественной войны».

Наверное, надо было сделать это еще раньше. Но мой папа меня учит никогда ни о чем не жалеть. Поэтому я с огромным удовольствием остаюсь на канале, но, конечно, значительно расширил свою деятельность.

***

Амурский губернатор сварил «суп дружбы» на набережной Благовещенска

Возрастная категория материалов: 18+