За режиссуру на съемочной площадке «Чернобыля» отвечал опытный телевизионщик Йохан Ренк. В его карьере были и «Ходячие мертвецы», и «Во все тяжкие», и «Викинги», и клипы для Мадонны и Дэвида Боуи. Шведский специалист знает толк в балансировании на грани — и поэтому как нельзя лучше подходил под требования шоураннера (исполнительного продюсера, отвечающего за основное направление и развитие проекта. Сегодня  автор сериала, полностью контролирующий процесс его создания. — Прим. ред.) сериала Крейга Мазина, который перелопатил слишком высокую гору книг, документов и записей, чтобы размениваться на ширпотреб. Вдвоем кинематографисты сделали проект, который затягивает в себя подобно водовороту. Хотя, казалось бы, российскому зрителю о произошедшем треть века назад известно больше, чем любому другому.

«Чернобыль» то включает детектив, то превращается в полноценный фильм-катастрофу широкоэкранного уровня, то умело нагнетает драму. И нередко все это происходит одновременно. Мы привыкли к тому, что сторонний взгляд на наше прошлое обычно проходит через обязательный набор стереотипов, а потому становится холодным, как война. Но Ренк и Мазин умудрились сделать на этом тернистом пути минимальное количество ошибок. Да, советские граждане упрямо зовут друг друга полными именами, а заместитель председателя Совета министров СССР в 1986 году ведет себя как лейтенант госбезопасности в 1937-м. Но от этого несложно отмахнуться, когда вокруг разворачивается настоящая история. 

Большинство персонажей «Чернобыля» взяты из реальной жизни, и начинается рассказ с академика Валерия Легасова. Ученый официально входил в состав правительственной комиссии по расследованию причин и по ликвидации последствий аварии, а по сути являлся ее мозгом. В сериале Легасова играет британский актер Джаред Харрис — поначалу видеть его в декорациях позднего СССР довольно непривычно, но это быстро проходит. Во вторую годовщину аварии академик покончил с собой, предварительно надиктовав на магнитофон свои соображения насчет произошедшего в 1986-м. На экране он заканчивает эту работу, прячет кассеты (МК-60, если говорить о достоверности картинки) в укромном месте во дворе и решительно уходит из жизни. Действие незамедлительно переносится на два года назад, и Ренк не берет пауз, чтобы подготовить публику к катастрофе. Через считанные минуты спокойная жизнь на ЧАЭС и в Припяти превращается в кошмарный сон, в котором все без исключения пытаются найти верный способ поведения, но вместо этого бестолково мечутся посреди чумы. Рядовые сотрудники станции совершают свои скромные (и в большинстве своем последние) подвиги, руководители держатся за кресла, закрывая глаза на очевидное, постепенно в действие втягиваются все новые и новые персонажи.

Станция мгновенно становится сюжетным центром притяжения. Метафорично, ведь на деле от нее следует держаться как можно дальше. Лживая информация поступает в Москву, но Легасов замечает детали, указывающие на масштаб беды. Так рядом с актером Харрисом появляется Стеллан Скарсгард, могучий швед, сыгравший во множестве фильмов и подаривший миру аж пятерых сыновей, избравших его ремесло. Персонаж — тот самый партийный деятель Борис Щербина, которого сценарист и режиссер выбрали в качестве наиболее динамично меняющегося героя. Поначалу перед нами до отвращения несгибаемый партократ, способный угрожать ни в чем не повинным людям смертью и даже применять к ним насилие. Но постепенно высокопоставленный чиновник осознает, что многие вещи находятся за пределами его понимания, и именно эти вещи более всего влияют на окружающую ситуацию. Настоящий Щербина, заметим, провел в зоне ликвидации довольно продолжительное время, организовал пусть запоздалую, но все же эвакуацию жителей Припяти и, согласно разным источникам, основательно подорвал свое здоровье. Так или иначе, в «Чернобыле» складывается впечатляющий дуэт из двух по-своему сильных мужчин, к которым вскоре присоединяется и не менее напористая женщина.

Атмосферу угрозы, которая поначалу беспокоит нескольких человек, но вскоре приобретает мировой размах, создатели сериала собирают с кропотливостью ювелира. Для съемок нашли пару типовых АЭС, изучили массу свидетельств, надписи на русском языке именно так и выглядят, а в телефонах звучат настоящие голоса диспетчеров, сохранившиеся в записи. Эта дотошность постоянно идет проекту на пользу. Возникает ощущение, что Мазин собирал материал для большого документального проекта, а в последний момент решил превратить его в художественное кино. Воссоздать общество тридцатилетней давности непросто — особенно, если ты в нем не находился, но «Чернобыль» уж точно может послужить примером для зарубежных кинематографистов в смысле практического руководства по избежанию клюквы в сценариях и на экране. Территория вокруг ЧАЭС последовательно превращается в постапокалиптическое пространство по вполне голливудским канонам, но в то же время ощущение правдивости происходящего не исчезает. Этому способствует и выбранная тема. Все-таки техногенная катастрофа — это не испытания очередной баллистической ракеты, и на фоне общей беспомощности перед случившимся имперский размах зла теряет резонанс. Кого-то, наверное, будет персонально раздражать разумный правитель Михаил Горбачев, но от него тут немногое зависит.

Объясняя высшему руководству страны, что такое радиационная угроза, Легасов использует метафору «невидимые пули» — они в неисчислимых количествах наводняют воздух, и под прицелом оказываются все без исключения. У создателей «Чернобыля» много таких приемов в запасе. Пользуясь правом художественного осмысления реальности, они добавляют тени и свет там, где нужно усилить эффект. Но делают это так, что происходящее на экране остается предельно реалистичным — зритель, конечно, затыкать щели мокрыми тряпками не побежит, но неуютно себя почувствует точно. Подчиняя себе силы природы, человек вовсе не получает над ними безграничную власть, и события 1986 года это самым наглядным и трагическим образом доказали. Многоумные и опытные ученые в первых сериях «Чернобыля» отказываются признать очевидную вроде бы картину: не из-за стремления к самообману в экстремальных ситуациях, а всего лишь потому что считают, что такого не может быть. Становится страшновато, когда понимаешь, что в трех километрах от этого неизведанного спокойно спит город. И книги братьев Стругацких уже не кажутся такой уж фантастикой.