Кадр из фильма «Солнечный удар». Фото: kinopoisk.ruКадр из фильма «Солнечный удар». Фото: kinopoisk.ru

Проект, над которым Михалков, по собственному признанию, размышлял более 35 лет и даже переписывал от руки рассказы Бунина и, собственно, сценарий фильма, в своем роде уникален. Десятилетия проходят, Никита Сергеевич снимает о России, переживающей сложные времена — даже «Сибирский цирюльник», действие которого происходит во времена Александра III «Миротворца», наполнен ощущением приближения гарантированных бедствий. Но, пожалуй, только в «Солнечном ударе» зрителю не оставляют никакой надежды. Все хорошее здесь исключительно в прошедшем времени, и даже единичные проблески счастливого прошлого в настоящем подводят гибельную черту под стремительно скатившейся под откос русской жизнью.

Многократно растиражированное заявление создателей картины о том, что речь идет об экранизации произведений Ивана Бунина, мягко говоря, представляется спорным. Событий 1920 года в Крыму классик не видел и в «Окаянных днях» в подробностях не описывал — а если бы был, то свет вряд ли увидел бы и вынесенный в название фильма рассказ, учитывая нескрываемое отношение Ивана Алексеевича к победившей в Гражданской войне стороне. От «Солнечного удара», впрочем, Никита Сергеевич в сценарии оставил самую малость — новеллы Бунина все-таки не отличаются такой тяжеловесностью, поэтому от данного писателем сюжета автору сценария пришлось плясать самостоятельно и в силу природных талантов.

И получилось-то неплохо и как минимум просто и понятно. Гибель Российской империи — это вообще такая тема, где ничего разъяснять не нужно, только сопоставлять образы и события, стараясь не давать оценок. У Михалкова без оценок не получается, но подбор метафор и аллюзий режиссер делает талантливо. Убери, казалось бы, из картины полведра совершенно не бунинских розовых соплей вместе с вызывающей озноб своей бездарностью эротической сценой, почикай монтажными ножницами половину водевильных шуточек, и получится кино не только стандартного формата, но и хорошего вкуса. В результате же сражающийся с зевотой зритель пытается понять то неведомую возню с фотоснимками, то бредовые поступки полупьяного главного героя, то суть большинства введенных в сюжет персонажей, которых даже второстепенными назвать нельзя.  

На фоне этого безобразия не то что бы серьезно проваливается основная мысль, ее, вынесенную в слоган картины, Михалков озвучил давным-давно и многократно, но в «Солнечном ударе» для этого создал специального подпоручика. Более того, особой сюжетной интриги в картине также нет. В то, что победившие пощадят проигравших в России тех времен, слабо верится всем, кроме самих сдавшихся офицеров. Но, сделав осознанный выбор в сторону двухвременного параллельного развития сюжета, режиссер в его середине забывает о линии «после» и начинает упиваться облачками, видами на Волгу и пароходными трубами, пока зритель вместе с остатками армии Врангеля ждет неотвратимой, но садистски оттянутой развязки.

Михалков старательно вводит хорошо знакомые ему самому образы в обе сюжетных линии: вот детская коляска отсчитывает ступени бесконечной лестницы, а вот символом пика внезапно возникшей страсти становятся сабля и капающий кран. Как видно, все их можно аккуратно разложить по коробочкам с надписями «Удачно» и «В помойку».

Так и получается, что за плотно набитым повторами и излишествами прошлым безымянного главного героя не видна трагедия, которая, безусловно, больше всего волновала автора. 20-й год здесь прописан с непонятной небрежностью: большевики во главе с Розой Землячкой и Бела Куном гипертрофированно комичны, офицеры вместе с погонами теряют человеческий облик, чтобы вновь обрести его перед самыми титрами, а для нагнетания ситуации крымское небо временно напоминает архангельское. И если сама сцена гибели цвета уничтоженного волной революции общества — большая режиссерская находка только потому, что ее практически нет, то запомнится большинство из убиенных одной общей фотографией. На которой, как известно, вообще сложно кого-то разглядеть.

Вспоминая о стилистике, Михалков старательно вводит хорошо знакомые ему самому образы в обе сюжетных линии: вот детская коляска отсчитывает ступени бесконечной лестницы, а вот символом пика внезапно возникшей страсти становятся сабля и капающий кран. Как видно, все их можно аккуратно разложить по коробочкам с надписями «Удачно» и «В помойку», однако режиссер как будто сопротивляется здравому смыслу, считая любую такую деталь достойной помещения в сюжет. И сюжет, в общей оценке вполне удачный, становится похож на пересказ событий разгоряченным и, возможно, немного выпившим собеседником — притом что для выброса эмоций у Никиты Сергеевича есть целое «Бесогон-ТВ».

Отдельного внимания заслуживает актерский состав картины. Разговоров о том, что Михалков вопреки обыкновению обошелся без батальона знаменитостей, а на главные роли и вовсе пригласил практически не имеющих опыта исполнителей сразу из двух не самых дружелюбно настроенных бывших союзных республик, было много. Знакомых лиц в картине действительно немного, и все они появляются несколько неожиданно: то вдруг Авангард Леонтьев и Владимир Юматов, то Александр Адабашьян, то совершенно потрясающий в своей небольшой роли Александр Устюгов. К главной паре тоже не возникает претензий, если не вспоминать уже упомянутую сцену страсти: жизнерадостная взбалмошность поручика органично переходит в задумчивость отчаяния капитана, а незнакомка остается незнакомкой навсегда.

«Солнечный удар» по своей сути в михалковском творчестве укладывается где-то посередине между «Утомленными солнцем» и их продолжением. Это логично — за столько лет размышлений над сценарием менялся сам режиссер и это не могло не отразиться на картине. В целом же это затянутый, но наполненный легко читаемыми образами фильм о целой стране, в которой и опоздание на пароход, и возвращение на него, может принести и счастье, и гибель. И если безумство двух молодых людей еще можно объяснить последствиями солнечного удара, то социальная катастрофа, постигшая Россию на заре самого продвинутого и самого жестокого века в истории человечества, больше напоминает затмение солнца.