• Фото: Сергей Лазовский
  • Фото: Сергей Лазовский

До Приамурья добирались целый год

Татьяна Александровна лишь на 27 лет младше села, в котором родилась. Ее предки — костюковские первопоселенцы Гришановы — прибыли в Приамурье из Могилевской губернии, что в Белоруссии.

— Моя бабушка говорила мне, что первыми сюда приехали семь семей из Косюковичей. И Костюковку они назвали, как свою деревню. Здесь тайга была: ягоды, дичи — всего много. Мужики свои семьи в Алексеевске (с 1917-го город Свободный. — Прим. АП) оставили, а сами, семь человек, пошли в розгляды. А здесь лес! Они его на месте пилили и дома строили.

50

лет проработала Татьяна Кравченко дояркой в колхозе. Сейчас амурчанке 91 год, она всего на 27 лет младше деревни Костюковки, в которой родилась 

В одном таком доме, построенном еще когда вокруг Костюковки стоял полный зверя и ягоды сосновый лес, и родилась Татьяна Александровна. Сейчас она живет неподалеку, и старый, но еще крепкий дедов сруб видит через забор своего двора. Под окнами ее дома каждое лето цветут привыкшие к короткому амурскому теплу розы, так любимые бабушкой с белорусскими генами. В селе сегодня чуть больше пяти сотен человек, в соседней Зиговке, появившейся на карте спустя восемь лет, жителей еще меньше. В Малом Эргеле, входящем в тот же сельсовет, едва наберется полтора десятка.

На почти безлюдный Дальний Восток родные Татьяны Александровны добирались целый год.

— Летом едуть, а зимой у деревни какой-нибудь останавливаются и в работники нанимаются. Работають, чтоб на дорогу денег заработать, — продолжает баба Таня, переходя на привычный белорусский говор. — Эргельцы с Эргеля приехали, и тоже по-своему назвали. А в Зиговке поляки жили. Там костел стоял, кирпичный завод был. И у нас в Костюковке кирпичный завод был, еще шкуры принимали и выделывали, пошивочная была — и сапоги шили, и лапти.

Фото: Сергей Лазовский

В доме Татьяны Александровны все говорит о том, что здесь живет аккуратная, но давно немолодая хозяйка. Кровать с высокой периной, пышными подушками с прозрачной накидкой и кипенно-белыми подзорами, старые портреты на серванте с хрустальной посудой, образа, украшенные вышитым рушником.

— Мы всегда молились. И иконы дома были, — говорит баба Таня. — Однажды к отцу приехали люди из города, зашли в дом: «А чего это у вас иконы висят?  Выбросите!» А отец отвечает им: «Не я их туда ставил — не мне их и снимать».

С 16 лет на лесозаготовках

Когда Татьяне Кравченко было 13, отец семьи Александр Антонович ушел на фронт. Погиб под Москвой. Его вдова осталась одна с шестью детьми. Самая старшая Таня пошла работать в 16 лет.

— В МТС нас не принимали, мы должны были в колхозе работать. Мать дояркой устроилась. У кого отцов не было, где трудней — туда и нас. Господи милостивый! Плачем и идем, — утирает слезы престарелая селянка. — Меня на лесозаготовки послали. За работу хлеб давали — вот такой кусочек 200 граммов. Остальное — что из дома пришлют. Если не выполнишь норму — хлеба на завтра не получишь. Мы как-то раз с девчатами подпилили сосну, а она не падает. Другую — и она стоит. Сели мы — и как заголосим! Мужики тогда домой шли и нас услышали, прибежали — решили, что убило кого-то. Так мы плакали.

Интернациональная волость

По воспоминаниям костюковцев, в 30—40-х годах на реке Голубой, на берегу которой стоит село, работала мельница. От нее шла дорога в город. Река была полноводной. В ее верховьях в 1910-м польские переселенцы основали соседнюю Зиговку. Согласно архивным данным, спустя шесть лет после образования села в нем проживало 78 мужчин и 194 женщины. Сегодня зиговцев официально — 123 человека.

— Бывало, мы лодку в Зиговке «украдем», сюда по речке пригоним и катаемся. А зиговцы потом напротив воды лодку назад тянут, — по-детски смеется баба Таня. — А как пели! Девки наши идуть по деревне у клуб, песни поють. Зиговские всё говорили: «костюковцы как запоют, мы выходим и слушаем». Они, как мы, по-русски говорили, хоть и поляки.

Мы как-то раз с девчатами подпилили сосну, а она не падает. Другую — и она стоит. Сели мы — и как заголосим! Мужики нас услышали, прибежали — решили, что убило кого-то.

Новоивановка, Рогачевка, Костюковка, Зиговка, Малый Эргель, Климоуцы, Каменка и другие села Свободненского района прежде были объединены в Серебрянскую волость. Национальный состав первых жителей этой территории был весьма разнообразен: русские, украинцы, поляки, белорусы, румыны, татары, туркмены, армяне, венгры…

— Еще в Костюковке у нас сад был красивый. Яблоки росли крупные, только зеленые. Мы их в городе продавали: машину нагрузим — и повезли. А потом тот сад спилили и построили больницу, — вспоминает баба Таня.

Дом, в котором живет баба Таня. Фото: Сергей Лазовский

На въезде в ее родное село когда-то стояла церковь, а рядом было сельское кладбище. Хоронить на старом погосте перестали еще в 1940-х. Церковь при новой власти снесли, а на ее месте установили памятник воинам-защитникам. Старое кладбище, где покоится брат бабы Тани и другие первопоселенцы, сровняли с землей, выстроили школу. Ни одной могилы до наших дней не сохранилось. Лишь несколько лет назад на месте разрушенного кладбища появился поклонный крест.

— Там Гуранский край был, а там Бурхановка, а в той стороне — Душиловка, — вспоминает бабушка Таня почти забытые местным населением топонимы. Современные названия сельских улиц не так колоритны — Лермонтовка, Набережная, Макарова…

Выходной — за счастье

В Костюковке Татьяна Александровна живет с 1928 года. Только однажды на несколько лет перебралась в Черниговку, а потом вместе с мужем и детьми вернулась назад.

— За черниговского хлопца я замуж вышла. Сваты приехали, высватали, и я уехала. Там первого, Колю, родила. Потом Валю. Здесь — Люду. Сашка — выскребок — последний, — снова смеется баба Таня, и в ее глазах мелькает озорной огонек. — По ночам вышивала. Сейчас уже глаза не те. Люльку качаю, а сама ковыряю полотенце или скатерку. Свекру лампу было жалко жечь, так он мне слепенек сделал — бутылочка, а в ней керосин.

В колхозе со звучным именем «Родина» баба Таня полвека работала дояркой. Жалуется, что «руки и сейчас болят».

— На работу в четыре вставала. Если раз в месяц выходной попадет — большое счастье. Выходная дома все перестирать, переделать старалась. Хозяйство мы всегда держали — две коровы, куры, утки, гуси и огород, — перечисляет Татьяна Александровна. —  Меня соседка-армянка как-то спросила: «Ба, сколь ты на ферме проработала?» А я и не знаю. Она и говорит, что в тот год дочка у нее родилась. Выходит, что 50.

Дом, в котором Татьяна Кравченко (Гришанова) родилась. Фото: Сергей Лазовский

Полвека прожила Татьяна Александровна с мужем Виктором Емельяновичем. Говорит, что бывало всякое, и сладко поесть удавалось их семье нечасто. Но когда случилось несчастье с дочерью Людмилой, баба Таня не раздумывая всех троих внуков, в одночасье потерявших мать, взяла к себе. Самой младшей девочке тогда не было и года. Внук Алексей и сегодня живет с бабушкой и дочерью Соней.

Татьяна Александровна не любит больниц и едет лечиться, только когда «врачи приедуть и совсем загребуть». Сетует, что «жить устала», а потом вдруг замолкает и добавляет:

— Я так говорю, когда Соня, правнучка моя, плакать начитает и отвечает мне: «Баба, а я как же?» Вот и живу…

Возрастная категория материалов: 18+