«Я всегда был настроен патриотично»  

Михаил — обычный амурский парень. Родился в Ушумуне, вырос в селе Тыгда. После школы поступил в Благовещенский технологический техникум, но бросил учебу, о чем не раз потом пожалел.

— С трудоустройством на севере туго. Кем только мне не приходилось работать: машинистом котельных установок, в разных дорожных и строительных организациях, по вахтам ездил. Освоил несколько рабочих профессий, — признается Михаил Гусевской, не привыкший рассказывать о себе. — Когда с началом специальной военной операции многие побежали из страны, стало стыдно за народ. Я всегда был настроен патриотично. Сели с другом, обмозговали все и решили, что в стороне оставаться не можем. Кто, если не мы, будет интересы России защищать?! Мы сами поехали в поселок Магдагачи в военный комиссариат и написали заявления, что готовы идти на фронт добровольцами. Мне не нужны были ни деньги, ни льготы. Просто собрался и пошел воевать. Посчитал это своим долгом перед Родиной.

— Миша, а как твои родители к этому отнеслись?

— Папа принял мое решение по-мужски сдержанно. Даже следом за мной хотел рвануть на СВО, но его по возрасту не пустили. А мама есть мама. Она была против. Поэтому я сразу ей не говорил ничего. Сказал уже тогда, когда меня одобрили: «Да, меня забирают, я уезжаю».

«Штурм — наша специализация»

Фото для проекта «Герои нашего времени»

Сначала Михаил Гусевской попал в Белогорск. Потом узнал, что на базе 35-й армии сформировано специальное подразделение «Шторм Амур». Он и еще несколько парней написали коллективные рапорты о зачислении в это штурмовое подразделение.

— Тех, кто прошел отбор, направили в Екатеринославку, где мы проходили военную подготовку на боевое слаживание. Там я познакомился с Алексеем — героический парень с позывным Викинг. Он был героем одной из публикаций «Амурской правды». Я взял себе позывной Малой. И у нас был еще друг Демон — он потом погиб. Мы сдружились и проводили совместные тренировки. Хотя я спортом до этого никогда не занимался, но организм у меня крепкий, тренировки выдерживал. Я понимал: штурм — наша специализация. Штурмовики выполняют самые тяжелые задачи в зоне специальной военной операции. Приходится работать под огнем, несмотря на артобстрелы и туман адреналина. Каждый выход ставит перед тобой знак вопроса: жизнь или смерть. Поэтому тренировались мы усиленно, не жалея себя. Это дало потом большую пользу в боевых действиях.

«В первый же день потеряли командира разведки»

Из Ростова-на-Дону новоиспеченных штурмовиков направили под Мелитополь, потом была Волноваха. Ранение получил уже на Угледарском направлении. Михаил вспомнил, как они с бойцами впервые выходили в зону боевых действий и в первый же день потеряли командира разведки с позывным Ворон.

— Это был мой первый день страха, — не скрывает ветеран СВО. — Я служил в штурмовом огнеметном отделении. На задание мы отправились вместе с разведгруппой. Еще не стемнело, когда зашли в дачный поселок. И тут по нам отработал вражеский пулеметчик. Командиру разведки пуля залетела под бронежилет, он практически сразу погиб. Второму разведчику по руке досталось — слава богу, ранение было легкое, но он тоже был недееспособен, пришлось эвакуировать. Я морально был готов к смерти. Но мое личное мнение: обидно было погибнуть в первый же день боевых действий.

«Я понял, что не могу оставаться в стороне», — признается Михаил Гусевской.

Группа штурмовиков укрылась в заброшенном доме, где просидела двое суток под прицельным огнем вражеского пулеметчика.

— В феврале холодно. Сухпаек у нас еще оставался, чтобы перекусить, а с водой были проблемы. И снайпер не давал головы высунуть, — вспоминает Михаил Гусевской. — На третий день, когда наши войска пошли в наступление, подъехал БТР и уничтожил огневую позицию, державшую нас на прицеле. Еще прибыл молоденький парнишка — талантливый снайпер, он снял ВСУшного стрелка. Снайперская дуэль была в нашу пользу.

После этого группа штурмовиков смогла двинуться вперед. А через двое суток Михаил узнал, что на задании погиб его боевой товарищ Демон. После этого было еще много потерь. К такому невозможно привыкнуть.

«Мои сражения закончились под Угледаром»

Штурмовики выдвинулись на очередное задание. Это было под Угледаром. Темно. Кругом развалины. Со всех сторон слышна стрельба: непонятно, где свои, где чужие. Оказалось, что группа углубилась слишком далеко на вражескую территорию.

— У меня на глазах ранило двоих ребят. Слава богу, они могли передвигаться своими ногами. Я им отход прикрыл, а потом мой отход уже прикрывал боец с позывным Балу. Его здорово контузило. Сутки мы просидели с ним в развалинах и приняли решение, что его нужно вывозить. Он страдал от головной боли, ничего не соображал, кричал — контузия была приличная. В момент отхода по нам прилетело из гаубицы 155 калибра. Взрыв был мощный. Осколки попали мне в спину. Удар в самый низ бронежилета был такой силы, что, как потом выяснилось, у меня сместились позвонки. Всего перекорежило так, что я не мог разогнуться. На этом мои сражения закончились.

«Мое сердце свободно»

Три месяца — по разным госпиталям. Военные врачи поставили на ноги. Реабилитация прошла нормально. Сегодня Михаил влился в мирную жизнь — работает в известной компании, достраивает себе новый дом на фронтовые выплаты и по возможности помогает боевому другу Викингу из Возжаевки в работе с ребятами из подросткового военно-патриотического клуба «Амурские медведи».

«Штурмовикам приходится работать под огнем, несмотря на артобстрелы и туман адреналина. Каждый выход ставит перед тобой знак вопроса: жизнь или смерть. Поэтому тренировались, не жалея себя».

— Я видел многих ребят, которые вернусь израненными и надломленными. Но это не повод, чтобы браться за бутылку и успокаивать сердце горькой. Выплаты есть, пенсия есть. Найдите себе дело. Ощущение, что ты приносишь пользу людям, облегчает душу. А мечты у меня самые обычные: семью завести да жить счастливо. Мне уже 34 года, а я все еще холост, — улыбается парень. — Хочу детей, как минимум двоих. Только свою единственную и неповторимую пока еще не встретил. Сердце свободно.

«Я никогда не видел, чтобы русский человек расстреливал храмы»

— Меня иногда спрашивают: «Как там реально все было?» Я пережил страх, боль, ужас, потери боевых товарищей. Это все понятно. Что меня больше всего поразило на СВО? Мы проходили один из поселков и перед нашими главами возникла полуразрушенная церковь. Она была в таком состоянии… Окна разбиты, стены продырявлены. Бедные священники в подвале сидят. И таких израненных храмов на Донбассе много. ВСУшники наносят удары запрещенными боеприпасами даже в Вербное воскресенье, когда идут богослужения и в церкви полно народа — женщины, дети. Я смотрел на эту картину и не понимал: как такое вообще возможно?! Поэтому нет смысла про них даже думать хорошо. Это к ответу на вопрос, зачем мы туда пришли. Я никогда не видел, чтобы русский человек расстреливал храмы.

Возрастная категория материалов: 18+