«Мы понимали, что обратного пути у нас нет»: история амурского спецназовца, прошедшего Бахмут

Фото из личного архива

«Я упёрся: только в ВДВ!»

— Я рос в простом благовещенском дворе, где раньше было мало машин и много детей, — вспоминает Игорь свое детство. — Мы крепко дружили, вместе играли в футбол. Все очень любили спорт. С первого класса мама отдала меня на плавание, потом я рукопашным боем занимался, в итоге ушел в бокс и добоксировал до первого юношеского разряда. Когда оканчивал техникум, ребята постарше из нашего двора стали возвращаться из армии. В основном все служили в воздушно-десантных войсках. Помню, как у пацанов глаза горели, когда они размахивали зелено-голубыми флагами на День ВДВ. Мне дали померить берет, и я понял — хочу быть десантником. 

Здоровье было «единица». Парень не сомневался, что попадет в эти элитные войска.  Но уже на призывном пункте узнал, что его собираются направить в морскую пехоту. 

— Я упёрся: только в ВДВ! — улыбается Тихонов. — Обратился к военному комиссару. И мне пошли навстречу. В Белогорске поменяли предписание: направили в 83 ю десантно-штурмовую бригаду города Уссурийска. Там проходил срочную службу. Там впервые прыгнул с парашютом. 

Почему ушел из армии

Двенадцать с половиной лет капитан Тихонов служил в отделе специального назначения «Восток» УФСИН по Амурской области. Пережил все реформы, которые коснулись силовых структур и Вооруженных сил Российской Федерации. После увольнения поехал в Уссурийск, в родную бригаду ВДВ. Там сказали: «Нам нужны опытные командиры». Тихонова приняли на должность замкомандира роты. 

— Меня хватило только на год — уволился. Почему? Не давали работать с личным составом именно так, как полагается, чтобы бойцы ВДВ стали той самой легендой и могли решать задачи на тех участках, где другие войска не справятся, — не скрывает эмоций офицер запаса, прошедший горячие точки. 

Он привел конкретный пример, как пытался вывести подразделение на тактическую подготовку. 

— Что такое «тактическое поле» для бойца-десантника? Это не какие-то специально нарытые окопы, указанные места, куда тебе надо убежать, а неизвестная местность, неизвестные полигоны, где отрабатывают боевые навыки: скрытность, маневренность, решительность, где ты сам должен решать, как перемещаться и действовать в конкретной ситуации, — пояснил собеседник. — Выдвигаемся с бойцами по направлению к сопкам, как меня останавливает комбат: «Капитан, куда собрался?» Я: «Так и так, товарищ гвардии полковник… Вот утвержденный вами план-конспект, где всё расписано, печать батальона…» Он: «Заводи всех обратно, пусть пишут конспекты». Я говорю: «У нас сирийский конфликт. Я с ними поеду в Сирию — они там от врага тетрадками отбиваться будут?!»

Я уже не мог дальше со всем этим работать — когда паркетные командиры, которые дальше военного института ничего не видели, настолько непрофессионально спускают информацию для подготовки будущих десантников. В основном писанина, за исключением парашютных прыжков — в подготовке десантников не было реальности, которая может с ними произойти в боевой обстановке. Я с этим мириться не стал.  

И родился с экстримом  

Как заметил герой рубрики, после увольнения из армии ему захотелось тихой деревенской жизни. Решили с женой уехать в Серышево, дом построили. По характеру человек активный и подвижный, сидеть долго дома без дела Тихонов не мог. Устроился в пожарную часть.

— Мне всегда нужно такое дело, чтобы, как говорится, на острие. Такая уж у меня натура. Само моё рождение уже было экстримом, — улыбается Игорь. —  Мама рассказывала, что я долго не мог появиться на свет — роды были сложными. Младенец застрял в родовых путях, боялись, что задохнется, акушеры с силой надавили на живот, и я выскочил как пробка. Поймать акушеры меня не успели. Сделав пируэт в воздухе, я приземлился прямо маме на грудь. Все обрадовались, что живой, сказали: «Наверное, лётчиком будет». Авиатором не стал, но стал десантником, совершил более 40 прыжков с парашютом. А не зря говорят: «крылатая пехота» всегда на переднем крае. 

Вынес из огня газовый баллон  

В мирной жизни тоже нередко возникают ситуации, когда на кону стоят жизнь и смерть, каждое мгновение требует максимальной концентрации и готовности к действию. Для таких, как Игорь, кто служил в спецназе, физическая подготовка и психологическая устойчивость являются неотъемлемыми качествами.

Командир звена пожарной части Серышева не раз заставлял замирать сердца, когда влетал в горящие дома на ура! Однажды начальник караула крепко ругался, когда он вынес на руках газовый баллон из горящего дома: «Я понимаю, что вас в спецназе научили ничего не бояться и жертвовать собой, но это не та ситуация!»

— Как это не та?! У меня там четыре человека работают, и все могут погибнуть! — вспоминает Игорь тот случай. —  Ребята приехали первым ходом и уже начали огонь тушить. Мы подлетаем на второй машине, хозяйка на улице стоит и руками машет: «Ай-яй-яй, там же газовый баллон». А мои подчиненные уже в глубину дома зашли, ничего об этом не знают. Я забегаю на кухню, смотрю: какая-то тумбочка горит. Разбиваю её ногой (пожарная обувь довольно крепкая и металлом обита), хватаю в руки этот газовый баллон, ору нецензурно, чтобы все убегали. Выношу его, как ребенка, на руках на улицу и в снег кидаю. Сразу же туда разворачиваем ствол пожарного рукава, чтобы баллон остудить. Всё обошлось…

«Боятся все, но мы этого не показываем»  

Ночной Грозный: во время КТО на Северном Кавказе. Фото из личного архива

Помимо службы в ВДВ, у него за плечами служба по контракту в пограничных войсках, опыт горячих точек, а на голове краповый берет, который, как известно, достается лишь собственным потом и кровью.

— После армии я буквально недолгое время поработал на гражданской основе и понял, что это не моё, — признает Игорь. —  Обратился в Благовещенский погранотряд. Меня приняли в десантно-штурмовую маневренную группу разведчиком. ДШМГ была выездная: мы перекрывали участки границы, где ребят не хватало. 

Потом была служба в отряде специального назначения «Восток» УФСИН России по Амурской области, боевая командировка на Северный Кавказ, где в 2012−2013 годах принимал участие в контртеррористической операции. 

— Мы охраняли комплекс зданий правительства Чеченской республики и еще дополнительные задачи выполняли. Постоянные провокации. Нервы были на пределе, — Игорь вспомнил один из дней, когда бойцы амурского спецназа вывозили колонну. — Наша замена не могла зайти из Северной Осетии на территорию Чеченской Республики — не было спецпропуска прохождения границы. Мы их встречали в Моздоке и сопровождали. Я ехал в самом начале колонны. Вдруг на дорогу выбежал парень, упал на колено и наводит на нас зеленую трубу, будто из гранатомета стрелять собрался. Сразу сработала реакция: перенос ствола автомата. Он увидел, что мы готовы по нему работать, бросил всё и убежал. Я смотрю в бинокль: а там просто ржавая труба, выкрашенная в зеленый цвет.

«То есть суть провокации в том, чтобы «федералы» первыми открыли огонь по мирному населению?» — уточняю у собеседника.

— Конечно. Хорошо, что никто из нас не открыл огонь. И таких моментов там было много, — Игорь замолчал, что-то вспоминая. — Когда мы вернулись из боевой командировки, у меня пытались взять интервью. Оно не вышло в эфир. Первый вопрос, который задала мне тележурналистка: «Вам было там страшно или вы ничего не боитесь?»  Я ответил: «Боятся все, но мы этого не показываем». А следующий вопрос прозвучал так: «Зачем вы вообще туда поехали?!»  Ответил: «Я туда поехал, милочка, чтобы вооруженный террор и всё, что мы там видели, сюда не пришло. Чтобы не было угрозы распада страны». И убрал микрофон.

«Тащу мальчишку, а он хрипит: жить, жить...»

С первых дней стремился поддержать СВОих

Военная спецоперация. В составе ЧВК «Вагнер» на херсонском направлении. Фото из личного архива

С самого начала военной спецоперации многие ветераны боевых действий стремились поддержать СВОих. Первым Игорю Тихонову позвонил его товарищ, с которым они служили еще по призыву в уссурийской бригаде ВДВ. 

— Мой командир роты, Дима Карпушкин, сам рязанский, оканчивал РВВДКУ. Мы с ним плотно до сих пор общаемся. Говорит: «Едем со мной в составе казачьей десантной дивизии: я — начальником штаба, а ты — командиром тактической моторазведки». Приезжаем в Ставрополь, а нам докладывают: «Извините, был срочный строевой смотр, ваши должности другим отдали».  Назад вернулись. Потом в сентябре 2022-го я решил вступить в подразделение добровольческое. Приезжаем с ребятами к сборочному пункту, а я свой паспорт не могу найти. Подумал: значит, не судьба сейчас ехать. В декабре с ЧВК «Вагнер» уже с третьей попытки я зашёл на СВО.

Неудачный первый штурм

На передовую Игорь Тихонов прибыл в должности командира отделения спецназа. И практически сразу же пошел на штурм.

— Очень сложно пришлось нашей штурмовой группе. Мы находились в Клещеевке — это село под Бахмутом. Вскорости прибыла бронемашина, сказали: ничего с собой не берите, кроме спальника. И вот я с одним спальным мешком и автоматом ворвался в бой. А бой был еще и ночной, — уточнил герой СВО. — То есть там вообще непонятно, кто есть кто. Я еще и людей‑то не видел в глаза: кто на самом деле свой, кто — чужой…

Игорь попытался восстановить в памяти моменты своего первого на СВО боя. Как он выразился: «штурм захлебнулся, потому что зашли неправильно».

— Оглядываюсь: рядом никого. Тут мальчишки раненые из темноты выходят. Я одного увёл, второй сам идет — щеки прострелены. Потом вижу: тело бойца. Хрипит — значит, еще живой, надо эвакуировать. А у меня ни радиостанции с собой, ничего!

Вытаскивал пацана под минометным огнем

Офицер запаса тяжело вздохнул, немного помолчал и продолжил: — Ползу к нему, нащупал: он весь в крови, рука оторвана, нога оторвана… Его взрывной волной разорвало. Там ракетная установка стояла противотанковая, в нее непосредственно попал пулевой выстрел, и она сдетонировала. Сначала пытался за куртку ухватить, а она вся пропитана кровью, рвётся, как бумага мокрая. Схватил за лямки бронежилета. И вот я этого мальчишку начал утаскивать, а господа-соперники-противники-негодяи пытаются с гранатомета уже нас двоих добить… Не знаю, какими силами, какими ангелами-хранителями я был окружен. Всё над моей головой взрывалось, вокруг осколками бьет, а в меня не попадает. Тащу на себе пацана, а он хрипит: «Жить, жить…» Я этот его хрип слышал, невзирая на грохот и разрывы снарядов. Вытащил его к нашим позициям. А у самого голова гудит — контузия. Ночь плохо спал. Утром зашел к нашему полевому медику, поинтересовался, жив ли боец. Тот обрадовал: «Не переживай. Он тебя пообещал на свадьбу пригласить». Только тогда я выдохнул. Как говорится, перья отряхнул, автомат перезарядил.

«Ощущение, словно ты попал в ад»

На следующее утро спецназовец Тихонов принял под командование группу. Вскоре начались интенсивные бои за Артемовск (Бахмут). Сражение стало одним из самых кровопролитных и самым продолжительным за весь период специальной военной операции на Украине. В военную историю вошло под названием «Бахмутская мясорубка». Основная тяжесть боев легла на плечи бойцов ЧВК «Вагнер», которым противостояли элитные подразделения ВСУ, включая армейские бригады и специальные соединения.

9 контузий и тяжелое ранение

За два с половиной месяца штурмовик Тихонов получил девять контузий. В его личном боевом арсенале вместе с наградами хранится крупный осколок, который военные хирурги вытащили из его головы после тяжелого ранения.

— Мы шли вперед, начали плотно давить врага. Все прекрасно понимали: Бахмут никто сдавать не собирается. И были готовы к тому, что обратного пути нет: либо ты «двухсотый», либо тяжелый «трехсотый». Фарт солдатский ляжет — значит домой приедешь.

На передовой говорили: если неделю прожил, ты уже герой. Продвинуться вперед на 200 метров было уже достижением. Потому что все эти 200 метров в тебя летит с разных сторон. Каждую секунду тебя хотят уничтожить.

Принимаю удар на себя

Группа Игоря Тихонова от бахмутской железной дороги направлялась к населенному пункту Красное Село. Нужно было его обойти и провести зачистку коттеджного массива.

— В радиоэфире пришло указание: переместиться на двести метров, а там открытая местность. Я по карте посмотрел: есть лесополоса. Направляемся с бойцами туда, а лес‑то весь сломанный от разрывов, хорошо просматривается. Тут слышу жужжалку — дрон «Валькирия» украинский, он работает на разведку и как корректировка артиллерии. Я понял, другого варианта нет — только выходить из лесополосы и отвлекать дрон на себя. Иначе вся группа погибнет.

Командир вышел в эфир: «Дрон-разведчик. Ребят оставляю, а сам выхожу. Если что, группу заберите». Отключил радиостанцию и начал отводные действия: бегать кругами по открытой местности, перемещаясь дальше и дальше от группы.

Всю группу разом положили

— Прошло полторы минуты. Прилёт 120‑мм минометной мины. Меня просто снесло. За мной товарищ еще побежал, ему осколок в бедро прилетел. Слышу крик: «Командир — двухсотый!» Глаза открыл, думаю: «Неужели всё: поехал к праотцам?!» А небо такое чистое… Перевернулся на живот — у меня из головы фонтан крови. Чувствую, меня за ноги кто‑то тащит. В шоке еще пытался найти свой автомат, встать и ринуться в бой, — вспоминает, как получил осколочные ранения Игорь. — Самый тяжелый мне в лицо залетел. Его хирурги достали. Второй до сих пор в ноге сидит, где‑то в бедре, надо его искать и вытаскивать. А третий по спине прошел под бронежилетом. И так удачно: даже кожные покровы не содрал, только внутренности капа с обратной стороны бронежилета порезал. Просто удивительно.

Игорь Тихонов был на лечении в госпитале и перенес вторую операцию, когда узнал, что его группа погибла. Все оставшиеся 19 человек, которых он полтора месяца назад спасал, рискуя своей жизнью, — «двухсотые».

— По иронии судьбы это случилось прямо на бахмутском кладбище. Арта, фосфор, плюс пулеметные гнезда прямо в могилах. Украинские националисты не брезговали ничем — и кладбища на донецкой земле громили. Если мы кладбища пытались обойти (всё‑таки люди, под Христом ходим, святое не трогаем), то им вообще на всё наплевать. Они даже вскрывали могилы, чтобы сделать там пулеметное гнездо. У меня до сих пор еще в голове не укладывается: это насколько надо было изменить сознание людей, чтобы у них ничего святого не осталось.

Подготовил двух чемпионов России по панкратиону 

Игорь Тихонов сам совершил 40 прыжков с парашютом и учит этому молодежь. Фото из личного архива

Жил себе ветеран боевых действий тихо в деревне. Двор облагородил, беседку построил, фонтанов понаделал. А в один из дней позвонил товарищ, с которым вместе служили в отряде специального назначения: «Хочешь на юге поработать?» Тихонов вспомнил, как в начале «нулевых» возвращался из кавказской командировки, в Ростове-на-Дону была длительная стоянка, и он влюбился в этот красивый город. Теперь туда зовут. 

— Думал недолго: две сумки — в руки, на самолет и полетел. Охраняли виноградники, из которых известные таманские вина производят.  Работали круглосуточно, в две смены. Группы вороваек из крымских татар никому покоя не давали. Не уследишь: в глубину поля могут зайти. До двух тонн винограда вырезали за ночь! Сезон поработал, а потом еще на полгода пришлось задержаться. Без дела не остался, — улыбается амурчанин.  

Он открыл в Ростове свой спортивный клуб. Тренировал рукопашников, а потом его пригласили на один из турниров по панкратиону. Это древний универсальный вид боевого искусства, сочетающий в себе удары и руками, и ногами с борцовскими приемами.

— Разрешено всё! Панкратион и стал прародителем многих видов единоборств, включая популярный ММА, — пояснил Игорь. — Меня назначили полномочным представителем президента Федерации панкратиона в Ростовской области. Я подготовил двух чемпионов России в данном виде единоборств. Его давно пытаются включить в олимпийскую программу, но Международный олимпийский комитет отказывает. 

Возрастная категория материалов: 18+