«Там не бывает атеистов»: амурский детдомовец — о тех, кто поверил ему в жизни и спас на фронте

«Вкус того хлеба помню до сих пор»

— Самое первое воспоминание о моем детстве: нас с сестренкой привезли в больницу и начали выводить вшей. Нам дали по большому куску хлеба. Я съел и пошел еще просить — был очень голодный. Вкус того хлеба помню до сих пор.  Мне тогда шел третий годик, а сестра была на два года старше. Из больницы нас сначала определили в приют — был раньше в районе Пятой стройки. Затем я попал в свободненский детский дом, а с 4-го класса жил в детском доме поселка Садового, который под Благовещенском. Оттуда я потом выпустился.

Забрали нас потому, что отец заболел туберкулезом и умер. Я его совсем не помню. Мы жили с прадедушкой и прабабушкой в деревянном доме. Там ничего практически не было, кроме плесени и грибка. Окна почти ушли в землю. Мать устраивала личную жизнь, а мы, дети, бегали вечно грязные и голодные.

«Воспитатели нас любили»

— Всё лучшее, что я помню из детства, было в детском доме. Многие думают, что там сплошная дедовщина. Это не так. По крайне мере, со мной такого не было. Да, старшие нас гоняли, но только за дело. Никаких унижений или избиений у нас не было. Конечно, без конфликтов и драк не обходилось — у кого их в детстве не было…

Вообще, воспитатели нас любили, я это чувствовал. И ругали, и хвалили, и возили на концерты, и отправляли в лагеря. Когда я подрос и сам стал «старшаком», то уже маленькие дети ко мне подходили за помощью, если их обижали. Воспитатели и директор были для нас авторитетами. Сейчас маленькие дети знают свои права, но не знают своих обязанностей. Могут воспитателя оскорбить. Но она же ничего не может сделать, потому что ее за это накажут по закону и могут даже посадить.

Однажды заглянул в детский дом и услышал, как воспитательницу, которая меня вырастила, один наглый малец послал куда подальше. Я его за шкирку схватил, завёл за угол. Говорю: «Родной, она мне как мама. И я не позволю тебе ее оскорблять. Еще раз услышу — так шандарахну, что калекой останешься». Слава богу, вроде там больше этого нет.

«Хотели усыновить — отказался, ждал маму»

— Когда мне было лет десять, меня хотели усыновить.  Я отказался, потому что ждал свою маму. Однажды она ко мне приехала. Слезы, обещания меня забрать. Я верил и ждал. А она не вернулась. Выпить любила. Лет до 14 мне очень не хватало материнской любви, очень хотел попасть в семью. А потом стало всё равно. Я понял, что мне легче одному, и осознал, что жизнь в детдоме мне многое дала. Другие дети алкоголиков куска хлеба не видят, а я сыт, одет, сплю в тепле, в школе учусь.

Честно, я очень рад, что попал в детдом — хорошая школа жизни. Завоевать уважение среди таких же, как и ты, было крайне важно. Я очень любил спорт. По лыжам призовые места даже занимал. Потом увлекся рукопашным боем, жаль — секцию закрыли. Тайским боксом немного занимался, играл в волейбол, баскетбол, футбол.  Потом начал курить и бросил спорт, о чём сейчас жалею.

«Иди работать, а не воровать»

— Как-то в ТикТоке прикол увидел: «Мам, а где взять красную воду для борща?» Вроде и шутка — и правда. Молодое поколение сейчас разбалованное: многие подростки ничего не умеют и ничего не хотят. Мы сами стирали для себя, убирали комнату в своей группе.

Тем, кто постарше, разрешали выходить в поселок с условием, чтобы вернулись в детдом вовремя. И я с 14 лет подрабатывал: в огородах местным жителям помогал, в магазине товар разгружал и коробки выносил. Даже официантом в кафе некоторое время работал. Детский дом научил надеяться только на себя: если ты сам не сделаешь, никто за тебя не сделает — это самое главное правило. И оно мне в жизни очень сильно помогает.

Свобода в голову ударила

— Мне сказали, что из всего нашего выпуска только двое вышли в люди: я и еще одна девчонка. Один пацан погиб, не дожив до 16 лет: заснул на остановке и замерз.  Остальные — кто закон нарушил и в колонию попал, кто спился или снаркоманился. Девочка у нас была: не пила, не курила — спортсменка, красавица. А сейчас — психоз, наркотики: «собака» ее так ушатала, что встретил и не узнал.

У меня тоже были скачки по жизни: я спускался вниз и чуть было не попал в колонию.

Как и все, я очень ждал выпускного. «Вот выйду из детдома — начнется другая жизнь: никакого режима, никто не будет контролировать». Думал, получу образование, заведу семью, всё будет хорошо. Как бы не так! 

В колледже транспорта и дорожного хозяйства всего год отучился. Свобода в голову ударила: ночные клубы, девочки, друзья, алкоголь. Пошел по наклонной, и меня отчислили.  Работал и грузчиком, и в охране магазина — где придется. Связался с наркотиками: не распространял, но попробовал коноплю. Вскоре меня повязали.

«Спасибо, что мне поверили»

 — Был суд. Я собрал все бумаги, даже в свою школу старую съездил. Спасибо воспитателям детского дома, которые дали хорошие характеристики, и женщинам из городского управления образования, что мне помогали. Спасибо судье, что поверил и дал мне шанс. Благодаря этим людям всё закончилось штрафом восемь тысяч, а могли и посадить.

Я так обрадовался, когда огласили приговор. А судья говорит: «Улыбайся, улыбайся… Но еще раз попадешься, мы тебя закроем». Эти слова до сих пор у меня в ушах. С тех пор больше закон не нарушал. У меня в жизни теперь два правила: я остерегаюсь того, чтобы не оказаться у мусорного контейнера — и в местах лишения свободы. Очень сильно этого боюсь.

«С бывшей женой теперь — как брат и сестра»

— Образование я всё-таки получил: окончил сельскохозяйственный колледж. И жилье отвоевал. Областное министерство соцзащиты мне помогало. Дважды судился с мэрией, пока мне выделили однокомнатную квартиру в Белогорье. А вот личная жизнь не сложилась. Я виноват — повелся на другую юбку. Был честен с женой. Теперь у нее новая семья, она счастлива, обид на меня нет. Мы с ней, как брат и сестра: все вопросы решаем мирно, сына не делим. Ему уже пять лет. Артёмка зовут… Тогда, на СВО, я хотел застрелиться, чтобы не тащить за собой на тот свет ребят, которые меня под прицелами коптеров тащили. И тут сын встал перед глазами. Можно сказать, спас мою грешную душу.

«Мою эвакуацию иначе как чудом не назовешь»

«Из моего взвода в живых никого не осталось». Фото из личного архива Андрея Ефимова

— Меня иногда спрашивают: «Почему ты пошел на СВО добровольцем?» Я с самого детства увлекался военной тематикой. Мне это было интересно. Читал много книг и фильмы смотрел про войну — не только о героях Второй мировой, но и афганской войны, а также о событиях на Северном Кавказе. Самые любимые — это документальная киноэпопея «Великая Отечественная. 1941–1945» и многосерийный фильм «Грозовые ворота».

«Была уверенность, что вернусь живым»

— Многие дети хотят полететь в космос, а я хотел попасть в горячую точку. Хотел увидеть своими глазами, как это всё происходит. Глупая детская мечта. А когда вырос, выпустился из детского дома и прошел призывную комиссию, то в армию меня не взяли из-за плоскостопия. Конечно, я сильно расстроился.

Потом началась военная спецоперация на Украине, я вспомнил о детской мечте. Если быть честным, то еще свою роль сыграла финансовая составляющая. Почему-то я был уверен, что вернусь оттуда живым. Очень хотелось ребенка повести в первый класс. Подписал контракт 5 августа 2024 года. Собрали меня быстро — плоскостопие уже не имело значения.

Сначала отправили на подготовку в Южно-Сахалинск. Хотя я в армии не служил и боевой автомат в руках не держал, за две недели всему научился. Попал на Донецкое направление. Там на полигонах мы уже прошли конкретную подготовку. И меня направили в 656-й полк «закрепа» после штурмовиков.

«Стоим: глаза в глаза, ствол в ствол»

— На первом же боевом задании я чуть не погиб. Нашу группу направили на зачистку лесополосы. Я шел в первой тройке. Поворачиваем, и вдруг прямо на меня выходит хохол. Стоим: глаза в глаза, ствол в ствол. Его автомат смотрел на меня, мой автомат смотрел на него. Я первый успел нажать на курок, поэтому жив остался. В тот момент повезло мне.

Меня потом трясло, как Тузика. После штурма, когда пришли в наше расположение, командир налил мне 250 граммов спирта. Я выпил, хотя сам не пью. Утром проснулся — всё нормально. Потом еще какое-то время этот солдат мне снился. А когда увидел, как «укропы» закрываются мирным населением (выставляют перед собой живой щит из женщин и стариков и за ними отстреливаются; или могут запустить в подвал с мирными людьми дрон с зажигательной смесью и всех заживо спалить, если им кажется, что там есть русские), я перестал об этом думать.

«Наемники там устраивают охоту на людей»

— На стороне Украины воюют наемники из самых разных стран: поляки, шведы. Наши штурмовики находили погибших с грузинскими нашивками. Постоянно идут радиоперехваты, и в основной массе это грузинский и английский язык.

Среди иностранных наемников есть инструкторы, а есть те, кто приезжают всего на пару месяцев, чтобы развлечься, — действительно, есть и такая фигня. Занимаются стрельбой где-то у себя в Америке или Англии и приезжают на Украину, как в джунгли, чтобы поохотиться на людей. Убивают ради удовольствия.

Наступил на «лепесток»

— Как получил ранение? Наступил на мину. Мы тогда стояли в районе деревни Богоявленка. Я проснулся рано утром и пошел проверить свой пост. По пути зашел в кусты по нужде. Разворачиваюсь, иду обратно той же тропой… Как раз морозы ударили, много листвы опало. Не заметил, как наступил мину — самый безобидный «лепесток».

Сначала я не понял, что произошло. Еще метра два-три прошел на адреналине. Потом увидел свою ногу… Берцы с толстой подошвой, которые покупал, я к тому времени уже ушатал — на мне были обычные уставные ботинки. Смотрю, носка нет, кровища. Сел на пятую точку, чтобы пережгутоваться — аптечка всегда была с собой.

На мне был бронежилет и напашник. Он мне мешал — жгутоваться неудобно. Но просто так его не снимешь, расстегнуть надо. Так я даже не понял, как из него выскочил. Остановил кровь и пополз к своим. Полз, полз, пацаны меня услышали, подхватили и затащили в блиндаж, вкололи обезбол.

Состояние ужасное — врагу не пожелаешь.  До ближайшей медчасти в деревне Богоявленке надо было пройти больше трех километров. Транспорта никакого нет. Двое ребят меня под руки тащили, а третий с оружием на прикрытии.

«Хотел застрелиться: жалко было пацанов, что их убьют из-за меня»

— Пройдем всего несколько метров, и вот уже приближаются «птички». Мне повезло, что в тех местах есть леса. Пацаны в кусты меня закинут, а сами под другими деревьями рассредоточатся. Кучковаться нельзя — «жирная» цель для дронов. «Птичка» улетела, они меня хватают и дальше потащили.

Мы метров 500 всего прошли, как нас опять стали дроны окружать. Впереди какой-то шалаш был. Ребята меня туда закинули, а сами — по кустам в разные стороны. Мне этих пацанов так жалко стало, что их убьют из-за меня. Лежу и осознаю: сейчас «укропы» еще три жизни положат из-за меня одного.

«Папа, пошли домой»

Фото из личного архива Андрея Ефимова

— То, что дальше произошло, даже не знаю, как объяснить… Перезаряжаю автомат: хотел уже застрелиться, вот честно. И вдруг вижу перед собой сына. Вот не поверите: реально живой мой Артёмка стоит передо мной и говорит: «Папа, пошли домой». Я первый раз в жизни такое испытал. Потом видение исчезло. Я отпускаю палец с предохранителя, вылезаю из шалаша: «Ребята, ко мне сейчас сын приходил!» Они смеются: «Что, серьезно?!»

И потащили меня дальше. Нас снова вражеские «птички» окружают. И снова мне везет. Вдруг мимо проезжают мотоциклисты. Откуда они взялись?! Может, Бог помог или ангелы, не знаю. Скорее всего, это были штурмовики. Дай бог здоровья парню, который меня довез до своей медчасти. Я даже имени его не спросил.

«Меня как будто кто-то оберегал»

— Мою эвакуацию иначе как чудом не назовешь. За мной быстро приехала эвакуационная группа уже моей части. Кидают меня в тележку, чтобы везти дальше на квадроцикле. Один боец рядом со мной капельницу держит, потому что я много крови потерял. Мчимся дальше, и вдруг над нами опять начинает «птичка» кружить.

И вот представьте: боец, который был за рулем, с первого раза в эту «птичку» попадает из охотничьего ружья. Дрон взрывается в небе. Меня довозят, зашивают, и дальше уже на «буханке» отправляют в госпиталь. Потом, когда я вспоминал череду событий, как меня эвакуировали, было ощущение, что такого просто быть не может. На всём пути меня как будто кто-то оберегал.

«Там в Бога верят все!»

— До СВО я не знал ни одной молитвы. Хотя меня покрестили, когда я был еще в детском доме. Уже на фронте выучил наизусть «Отче наш». Там в Бога верят все — неважно, какой ты национальности: русский, узбек, якут или татарин. Как меня спасали — без помощи каких-то высших сил точно не обошлось.

Сначала в Ростове меня оперировали, потом во Владикавказе. Там я узнал, что командир группы — позывной Козырь — погиб. Зашел в блиндаж, и туда сразу летит снаряд. Хороший был мужик. Через две недели разбивают нашу группу. И нашего взвода тоже уже больше нет.

«Я рад, что Физрук живым остался»

— Когда я только прибыл на фронт и был на полигоне, мне рассказывали легенды про командира взвода с позывным Физрук. Мол, жесткач конкретный: может даже расстрелять за невыполнение приказа. И вот я к нему попадал в подчинение.

Мужик отличный. Дисциплину держал строго, но зря никого не наказывал. Да, он мог посадить в холодную яму тех, кто напился или попался на наркотиках — были и такие дураки. Местные иногда предлагают самодельный алкоголь, да еще что-то туда подмешивают. А что такое пьяный человек с оружием, сами понимаете. Ты — боевая единица, должен быть в уме и отвечать за свои действия.

Я тоже однажды проспал боевое дежурство. Физрук меня не ударил, не наказал.  Подошел и сказал: «Ты понимаешь, что из-за тебя одного могут положить целый взвод?!» По спине прошел холодок. После этого я никогда не пропускал свой пост. Я ему благодарен. Он тоже пострадал от дрона — руку оторвало, но жив остался. Дай Бог ему здоровья.

«Не могу получить инвалидность»

— Протеза у меня нет, хотя и отрезали половину ступни. Ношу специальные стельки. Спокойно поднимаюсь на четвертый этаж без лифта. Психика нормальная. Когда каждый день видишь трупы, видишь, как твоих боевых друзей разрывает на куски, крысы в окопах бегают размером с бобров — не все такое выдержат. У кого-то психика ломается.

На полученные три миллиона за ранение я купил машину. Сейчас таксую и веду очередную борьбу с чиновниками — инвалидность не могу получить. Первая медкомиссия мне отказала. Отправил в Москву апелляционные документы, которые мне помогли подготовить в амурском отделении фонда «Защитники Отечества». Жду ответ.

«Волчок попрощался с нами взглядом и выдернул чеку из гранаты»

Фото из личного архива Андрея Ефимова

— Мы там не спрашивали друг у друга имен — знали только позывные. На этом фото рядом со мной боец Волчок. Хороший человечек. Но его уже нет в живых. Подорвал себя гранатой, когда получил тяжелое ранение. Он сам принял такое решение, чтобы его не спасали. Хотел сохранить жизни боевых товарищей.

Мы тогда выдвигались на свой боевой пост. Втроем перебегали «открытку» (так между собой называем открытую местность), когда нас стали окружать «птички». Получилось так, что я и еще один боец смогли уйти и укрыться в лесополосе, а Волчку досталось. Ему перебило обе ноги. Остался лежать, можно сказать, на середине «открытки». Мы хотели вернуться за ним, а вражеские дроны кружат — к нему не подпускают. ВСУшники ждут, когда эвакуационная группа начнет раненого спасать, чтобы накрыть всех разом. Волчок это прекрасно понимал. Лежал, смотрел на нас, а потом резко выдернул из гранаты чеку — и бах! Всё произошло мгновенно. Никогда не забуду его прощальный взгляд. Эти его бездонные глаза — самое страшное, что я видел в жизни.