Освенцим, он же Аушвиц-Биркенау, — это не один лагерь, а несколько: часть находится в черте города, часть — в поле на его окраине.

Мы не ходили по полям боев подо Ржевом, не видели братских могил в лесах смоленщины, не чувствовали на ладони тяжесть осколков из стен домов Сталинграда, не стояли внутри бараков концлагерей, не ходили по брусчатке гетто. Война с фашизмом для нас действительно может быть похожа на эхо — ведь почти всё, что мы, выросшие на Дальнем Востоке, знаем о ней, это всё — из чужих рассказов. Но эта война — до сих пор реальность. И навсегда реальность — миллионы отнятых в концлагерях жизней, каждая из которых — целый мир.

На уроках истории все мы слышали о лагерях смерти, и многие из них даже сможем назвать по памяти — Освенцим, Дахау, Заксенхаузен, Равенсбрюк, Треблинка, Майданек, Собибор. Увидеть лично подобные места мне хотелось еще со школы — ведь то, что описывали в учебниках, казалось нереальным. Сложно было поверить, что в мире есть место, где убили миллион людей. Миллион — это больше, чем сейчас живет в Приамурье. Как выглядит это место, как и зачем кому‑то вообще понадобилось убивать столько людей? За ответами на эти вопросы я туда и ехал.

В Саласпилсе нацисты издевались над детьми

Саласпилс — первый мемориал на месте концлагеря, который я посетил. Он находится в латышском лесу, в получасе езды от Риги. Называть это место популярным у туристов язык не повернется — здесь почти нет посетителей, лишь несколько человек ходят по мемориальному комплексу. Туда и обратно пришлось добираться на электричке из Риги, а затем еще около получаса плутать с навигатором по лесу и проселочным дорогам. Мемориал в Саласпилсе встречает большой бетонной стеной и надписью «За этими воротами стонет земля». На месте концлагеря сейчас большая поляна, где установлены огромные, с пятиэтажный дом, фигуры людей из бетона. Они видны издалека, и по их позам символически считывается трагизм случившегося. Настоящий трагизм показывают залитые дождем мягкие игрушки, оставленные на месте детского барака. Считается, что в Саласпилсе фашисты издевались над детьми и брали у них кровь для госпиталей, а также отправляли на работы — основным профилем лагеря была заготовка леса. Поэтому посетители мемориала оставляют здесь игрушки, записки и лампадки. В Саласпилсе, по оценкам, погибло около 100 тысяч человек, в том числе около семи тысяч детей. Скорее всего их останки были сожжены и похоронены в одном из окрестных лесов.

«Труд делает свободным»

Дахау — крупный немецкий город неподалеку от Мюнхена — это на самом юге Германии, в Баварии. К музею на территории бывшего концлагеря можно проехать на обычном автобусе за пару евро. В Германии особое, травматичное, отношение к наследию фашизма, поэтому в музее в Дахау всегда много посетителей. На проходной, под низкой каменной аркой, встречает решетка со знаменитой на весь мир полной цинизма надписью Arbeit macht frei («Труд делает свободным»).

В концлагерях Аушвиц и Дахау висит знаменитая на весь мир полная цинизма надпись «Труд делает свободным». На немецком языке фашистский слоган пишется как Arbeit macht frei.

Дахау не был разрушен после войны, здания и интерьеры остались почти в неизменном состоянии — немцы сделали из него большой музей. Бараки с деревянными трехэтажными спальными нарами заключенных, общим туалетом, шкафчиками для одежды. Тополиные аллеи, щебень под ногами, ухоженная трава у колючей проволоки. В конце территории — небольшой уютный парк со мхом, красивыми деревьями, кустарником и симпатичным одноэтажным зданием из красного кирпича. В этом уютном и нежном парке ничего не выдает газовую камеру и крематорий. Подходя к ним, ты сначала даже думаешь, что заплутал, ведь ждешь увидеть что‑то ужасное, а видишь скорее домик садовника, чем часть машины смерти.

Ступеньки на входе в газовую камеру Освенцима — самое грустное место на земле

Ступеньки на входе в газовую камеру Освенцима — самое грустное место на земле

В СССР и теперь в России это место принято называть Освенцим — по нынешнему названию города на юге Польши. Он расположен в 60 километрах к западу от крупного польского города Кракова. В Европе этот лагерь знают как Аушвиц, а точнее, Аушвиц-Биркенау, потому что на самом деле Освенцим — это не один лагерь, а несколько, часть из которых находится в черте города, часть — в поле на его окраине.

Аушвиц, городская часть лагеря, — двухэтажные здания из красного кирпича, бывшие казармы, которые и сейчас больше всего похожи именно на казармы. Биркенау — огромное, поражающее своим масштабом поле к западу от города, огороженное колючей проволокой, имеет отдельную железнодорожную ветку.

В Аушвице над главными воротами тоже висит надпись Arbeit macht frei. Сам лагерь находился в центре города, мимо него во время войны каждый день проходили тысячи людей — это сильно отличает его от других лагерей, большинство из которых были построены за городом.

  Сегодня на месте Саласпилса — большая поляна с огромными фигурами людей из бетона. В концлагере издевались над детьми, поэтому посетители оставляют на мемориале игрушки.

Вся территория концлагеря — музей, он призван показать глубину трагедии и ее размах. Размах проще всего понять, зайдя в залы бывших казарм, где лежат вещи убитых людей. Сначала — горы чемоданов, затем — горы обуви, горы очков и, самое ужасное, — огромная, во всю стену, витрина с горой покрывшихся пылью остриженных волос. Здесь можно увидеть клоки волос, сотни кос взрослых женщин, на их фоне выделяется покрытая пылью маленькая светлая детская косичка.

Концлагерь Биркенау, лагерь смерти, построили в поле на окраине города Освенцим. Его размер проще всего описать прилагательным — масштабный. Представьте себе огромный лагерь — самый большой, который вы видели. И затем умножьте на десять. Территория лагеря настолько велика, что по ней устаешь ходить. И всё это — место, в которое годами свозили людей для селекции и уничтожения.

Здесь до сих пор сохранились ржавые рельсы и сухие шпалы, по которым семьдесят лет назад в концлагерь приезжали поезда с заключенными; сохранились узнаваемые исторические ворота, фундаменты сотни бараков, с десяток зданий на входе, крематорий, деревянные вышки и километры колючей проволоки.

Прибывая в концлагерь, заключенные оказывались на бетонной платформе сортировки, откуда часть людей сразу же направляли якобы на дезинфекцию, а на самом деле — в огромные газовые камеры. Они были здесь же, всего в сотне метров, — столько от ворот до ворот на футбольном поле. Газовые камеры работали не переставая: после того, как из них вытаскивали тела умерших, в камеры загоняли новые партии заключенных.

Ступеньки на входе в газовую камеру Освенцима — наверное, самое грустное место на земле. Здесь люди, уже всё понимая, в последний раз смотрели на небо. Здесь матери обнимали, в последний раз согревали и успокаивали детей. Здесь любимые последний раз держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Это повторялось сотни тысяч раз. Ступени, огромные тополя, растущие рядом, и небольшой лес за спиной — немые свидетели тех событий. От концлагеря остались и фотографии узников. Они есть в музее, их легко найти в интернете.

 Юную полячку Чеславу Квоку убили уколом фенола в сердце. Фото: facesofauschwitz.com

Пожалуй, самая известная из них — фотография юной польской девочки Чеславы Квока, лагерный номер 26 946. Вытерев кровь с разбитой губы, получив удар палкой по лицу от надзирательницы, она пронзительно смотрит в камеру и терпеливо ждет, пока фотограф сделает снимок. Спустя три месяца девочку убьют уколом фенола в сердце.

Удивительный взгляд

Воспоминания об Освенциме оставили не только его узники. Ожидая повешения, заметки сделал бывший комендант концлагеря Рудольф Хёсс. В его записках ни капли раскаяния, а лишь гордость за огромный, сложный инженерный — как он считал — объект. Это действительно не просто представить, но когда читаешь его воспоминания, между строк в них сквозит восторг — от своей фабрики, от скорости натягивания сотен километров колючей проволоки, от того, что новые печи крематория вышли очень функциональными, а производительность промышленных газовых камер и газа Циклон Б — феноменальной. Гордость — автор мемуаров испытывал именно это чувство, глядя на Освенцим. Хёсса повесили на территории лагеря; виселица и сейчас стоит там как экспонат. До самого последнего момента директор лагеря искренне недоумевал — почему же его хотят повесить, ведь он так старался, работал на совесть, выполнял приказы и был — как модно сейчас говорить — эффективным менеджером.

Места, где всего семьдесят лет назад работали лагеря смерти, конечно, оставляют крайне тяжелое ощущение. Ты так же стоишь у ступеней, ведущих в газовую камеру, но газовой камеры уже нет, в кармане у тебя — обратный билет на электричку до Кракова, в рюкзаке — бутерброды и термос, а в мире — мир. Поездки по таким местам нельзя назвать развлечением, они ранят. Но что точно усиливается после пребывания в таких местах, это любовь к другим.

Всех, кто впервые видел концлагеря сразу после их освобождения в 1945 году, поражал контраст: совершенно буднично и даже нарядно выглядевшие зеленые бараки и — ужас, который творился внутри. Этот контраст рутины и смерти, а также гордость создателей лагерей за эффективное решение задачи при одновременном желании переложить ответственность на кого‑то еще, до сих пор поражают.

Возрастная категория материалов: 18+