Фото: «Амурская правда»Фото: «Амурская правда»

52-й

факт

Амурский сержант Василий Черемисов, сражающийся в 1944-м на одном из Белорусских фронтов, по просьбе редакции «Амурской правды» прислал свои путевые заметки. В них он рассказывает читателям о том, что видел своими глазами. Публикуем отрывки, сохраненные в нашем архиве.

В землянке

С группой бойцов мы проезжали через сожженную немцами белорусскую деревню. Остановились у одинокой землянки. В землянке людно — полно детей. При виде вооруженных людей, малыши в страхе забились в угол. Женщина поясняет нам:

— Одичали детки, перепуганы они, увидят ружье и трясутся бедненькие.

Один из бойцов тогда заговорил с малышами, поясняя, что у него ружье необыкновенное, оно не стреляет в детей, а убивает только проклятых немцев. Малыши заулыбались, а голубоглазый мальчик робко подошел и потрогал винтовку пальчиком исхудалой ручонки.

— Это ваш сынок? — спросил я.

— Нет, — ответила женщина, — он сиротка. Отец его был в партизанском отряде, погиб в бою. А мать немцы-каратели поймали, надругались и пристрелили. Вот и забрала я мальчика себе.

Немцы деревню подожгли, а когда люди стали разбегаться, они по нам из пулеметов, автоматов. Немногим удалось скрыться в лесу. Прятались по лесным оврагам, ходили по звериным тропам. А  немцы за нами, как за зверьми. День проживешь — счастье.

Что творили проклятые немецкие ироды! В соседней деревне людей заперли в избе и сожгли. Я слышала этот страшный крик женщин и детей. Я сама своими руками вырыла могилку и хоронила свою старенькую мать, убитую немецким автоматчиком. Скажите, дорогие мои сыночки, вы ведь грамотные и ученые — откуда взялись немцы, откуда они произошли?

Люба Пастухова

Здесь же в землянке нам рассказали о большой трагедии маленькой девочки Любы Пастуховой. Всех, кто не успел убежать в лес из хуторов и сел, немцы тащили в овраги, бросали в противотанковые рвы и расстреливали из автоматов.

В пленницы попала и 7-летняя девочка Люба со своей матерью. Их погнали на край села и

столкнули в яму. Но не стали стрелять сразу, а ждали, пока еще пригонят людей, чтобы яма была полна.

И вот в 11 часов дня подошли немецкие автоматчики. Люба зажмурила глаза, прижалась к матери. Затрещали выстрелы, на тело девочки навалилось что-то тяжелое, и потом она уже ничего не помнила. Когда очнулась, то почувствовала что-то горячее и липкое. Все ее лицо было залито кровью. С трудом Люба вылезла из-под тяжести, давившей на нее.

Это оказался труп матери. Мать, спасая дочь, прикрыла ее своим телом. Люба осторожно прикоснулась к ее лицу:

— Мама, мамочка, вставай, немцы уже ушли, давай бежать...

Но мать не отзывалась. Она была мертва. Девочка хотела выкарабкаться, но тут возле ямы показались немцы. Девочка в испуге прильнула к мертвому телу матери. Так и лежала она там, в могиле, до самого вечера. Когда стало темнеть, к яме подошел Никанор Лещев из деревни Дуброво. Он разыскивал свою семью. Люба, увидев русского человека, закричала:

— Дяденька, дяденька, я живая, возьмите меня отсюда.

Старик вытащил девочку из ямы, приютил ее у себя и узнал от нее всю эту страшную историю. Люба Пастухова теперь воспитывается в детском доме около станции Лезно. Она стала заметно поправляться, но часто по ночам с криком схватывается с постели, повторяя одни и те же слова:

— Дяденька, дядя, я живая!

Песня пленниц

Ещё стелился над землей едкий дым, когда мы зашли в эту белорусскую деревушку. В стороне увидели одинокий уцелевший барак. Зашли туда. На земляном полу – грязная солома. Этот барак был казематом, нечто вроде этапного пункта. Сюда сгоняли девушек из деревень, морили голодом, заставляли рыть окопы, траншеи. Отсюда под конвоем их гнали в Германию — в рабство к немецким помещикам.

Склонив головы, бойцы молча стояли. Вдруг старший сержант Сидоров нагнулся и поднял с соломы свернутый в трубочку листок бумаги. На листке была написана по-белорусски сочинённая песня пленниц. Один из бойцов-белорусов перевёл нам слова:

Маменька родимая,

Работа непосильная,

Рабство хуже хомута

И ременного кнута

Оскорблённая старость

Андрей Лазаревич живет где-то далеко в уцелевшем селе. Пришел сюда посмотреть на свое прежнее гнездо, да поправить могилу своей старухи, которые убили немцы еще в ноябре 43-го года.

— Не дали проклятые супостаты ей дожить до светлого дня освобождения. Да, сынок, у меня была семья — два сына, шесть зятьев, а внуков и внучек так и не перечесть. Теперь вот живу с внучонком одним и старшим сыном. Он у меня инвалид еще с прошлой войны — в 14-м году с немцем воевал. Три ранения и отравление газом получил.

Вот здесь мой дом был. Немец сжег избу, но этого ему показалось мало. Проклятый ирод моих внучек Иду и Степаниду в полон забрал, на каторгу послал. Но ничего, мы народ живучий. Всё отстроим и за всё немцу отплатим, да ещё и с процентами.

Расправа в роддоме

А это — обращение к колхозницам Амура и статья о зверствах фашистов, опубликованная в «Амурской правде» в августе 1942-го. В ней рассказывается о страшной расправе в кубанском роддоме.

…В углу двора была вырыта глубокая яма, здесь намеревались построить ледник. Офицер заметил яму, и его осенила мысль. Первым в яму был брошен старый врач, за ним — восемь рожениц (четыре успели убежать). Потом, как слепых котят, солдаты побросали в яму новорожденных ребят.

Когда немцы забрасывали могилу живых людей, из ямы все глуше доносились вопли женщин, писк детей. Вскоре над ямой возник бугор земли. Но он еще шевелился, вздрагивал. Двое солдат сели в броневик и машиной долго утюжили страшную могилу, проезжая по ней взад и вперед.

Возрастная категория материалов: 18+