Александр Ярошенко

Николай Левченко: «Я верю в живую душу…»

На прошлой неделе в Благовещенске простились с врачом, литератором и художником Николаем Романовичем Левченко. Он 55 лет преподавал патанатомию в Амурской медакадемии. Николай Романович был одаренным человеком: кроме любимой медицины, писал стихи и прозу, рисовал картины и пейзажи. Любил людей, всегда старался приобщить их к прекрасному и высокому.

Этот монолог я записал за два года до смерти врача и творца.

Фото: Алексей Сухушин

«Моя работа напоминает детектив»

Я собирался поступать в военное училище, но мало ли кто куда собирается. Жизнь часто располагает по-своему, и вместо военного училища у меня случился медицинский институт. Это было дело случая и, как оказалось, счастливого случая. Оказаться в нужное время в нужном месте — это абсолютно про меня.

Институт я окончил в 1971 году с красным дипломом. Так вышло. Я от практической медицины отошел еще на начальных курсах института, со второго курса начал смотреть в микроскоп и смотрю в него до сих пор. Сначала изучал норму человеческого тела, потом микроскопическую патологию. И уже более 50 лет я работаю в области микроскопической диагностики: смотрю биопсии и все, что удаляют во время операции, тоже смотрю через микроскоп.

Это такой фронт медицины, невидимый миру, но очень важный. Без нашего заключения не ставят окончательный диагноз.

«И все-таки, посвятив всю свою жизнь медицине, мы ни черта не понимаем, как оно все там устроено, как это все возникает…»

Вы можете себе представить, что до сих пор встречаются вещи, о которых ты только когда-то слышал, но никогда не видел.

Человеческая патология такая многообразная, такая сложная, там очень много интересных и нестандартных случаев, что моя работа часто напоминает детектив.

Я часто вспоминаю старых врачей, которые говорили: «И все-таки, посвятив всю свою жизнь медицине, мы ни черта не понимаем, как оно все там устроено, как это все возникает…»

Задача моя и моих коллег — правильно поставить диагноз. Потом мне довольно часто приходится общаться с людьми, которые приходят за своими анализами. Спустя время я могу сказать человеку: «Это я вам поставил диагноз. И слава богу, что все выявили вовремя. Вам сделали удачную операцию, и вы продолжаете счастливо жить…» Слово порой помогает там, где бессильно лекарство и даже скальпель. Нужно ли говорить пациенту всю правду о его онкологическом заболевании? Разве могут быть какие-то стандарты, по которым должны общаться люди? Все очень индивидуально. Все зависит от ситуации и психотипа человека.

Мы, патологоанатомы, часто сомневаемся, проводя прижизненную диагностику. И у нас есть такая традиция, неписанное правило: малейшее сомнение — зови вторую голову, зови третью, четвертую. Сомневайся, советуйся и не спеши.

«Болезнь всегда отвратительна»

Фото: Алексей Сухушин

Раковая клетка не может быть красивой по своему рисунку: болезнь, она отвратительна. Ремесло медицина или призвание? Мне трудно ответить на ваш вопрос, потому что я его себе никогда не задавал.

Это работа. В моем случае это любимая работа. А раз она любимая, то требует еще и душевных сил. Без этого никак. Я всегда говорю своим студентам: профессия врача психологически очень вредная, поэтому всегда нужно искать себе душевные, творческие занятия, чтобы не перегореть и не выгореть раньше времени. Желательно заниматься литературным или художественным творчеством. И я, как могу, так своим примером это и демонстрирую. Потому что всякое творчество — это очень сильно лекарство.

Один мудрый судебный медик говорил мне, что в районе судебно-медицинский эксперт выгорает в среднем лет за пятнадцать. Когда ты один, когда не с кем посоветоваться, когда через тебя проходит поток, конвейер… И на том конвейере смерти — кровь, слезы, ужас, жестокость и криминал. Человеческая психика с большим трудом это переносит.

Художник, поэт и патологоанатом: в Амурской области скоропостижно скончался Николай Левченко

Мои великие коллеги

Фото: Алексей Сухушин

Какой мой Ярослав Кулик? Я с ним познакомился, когда был студентом, а когда он уезжал, я был уже заведующим кафедрой. Знал его достаточно длительное время. Не хочу сказать, что мы как-то особенно доверительно общались. Но, еще будучи студентом, я заметил, что он делает очень многое. Тяжелые операции на открытом сердце — тогда это только начиналось, и у них была большая смертность. Я заметил, что Ярослав Петрович психологически защищался от всего этого любовью к литературе и живописи. Было заметно, что он создавал вокруг себя какую-то легенду. Он красиво и даже изысканно одевался. Не так, как все.

Говоря о себе, он мог приукрасить. Помню, как-то зашел разговор о популярном в то время военно-полевом хирурге Майкле Дебейке, и вдруг Кулик говорит: «О, мы с ним хорошо знакомы, он мой друг…»

Хотя я, честное слово, не уверен, что они когда-то встречались в жизни. Кулик был по-настоящему талантливым хирургом и большим энтузиастом, вокруг него конденсировались молодые и талантливые врачи. Это большое искусство — создать вокруг себя такой работоспособный и даже творческий коллектив.

У него были и недоброжелатели. Я их наблюдал собственными глазами, и в этом прежде всего была какая-то зависть к его славе, к его успеху.

Профессия врача психологически очень вредная, поэтому всегда нужно искать себе душевные, творческие занятия, чтобы не перегореть и не выгореть раньше времени.

Олег Константинович Маслов… Я не хочу сказать, что мы с ним были очень близки, но мы общались еще со студенчества. Он относился к числу людей с большим человеческим обаянием. Меня совершенно не интересовала анестезиология и реаниматология, которой занимался он. Я уже со второго курса понимал, что, скорее всего, буду теоретиком и смотреть в свой любимый микроскоп. Но, тем не менее, мы всю жизнь с ним были хорошими знакомыми. И все благодаря его человеческому обаянию.

То, что Олегу Константиновичу открыли памятник в Благовещенске, это инициатива его благодарных учеников. Так сказать, инициатива пошла снизу, из народа, и она не очень поддерживалась теми, кто сверху. Проект получился очень удачным. Там часто собираются люди, весной цветет сирень, и все очень даже прекрасно.

Супруги Ландышевы… Ирина Васильевна, у нее был колоссальный авторитет среди врачей. И Юрий Сергеевич оставил после себя массу хороших воспоминаний и благодарностей. В медицине нередко бывает, когда непонятно, когда ситуация сложная. И если есть к кому прислониться в профессиональном плане, это замечательно и безмерно ценится. Ландышевы были из той редкой когорты, к которым можно было прислониться, которые всегда могли дать совет и помочь в профессии.

«Молодежь не понимает книги»

Фото: Алексей Сухушин

Сегодняшний студент совсем иной. Я принадлежу к поколению книжных людей, а сегодняшняя молодежь, на мой взгляд, книги плохо понимает. Это не книжное поколение. Им нужны картинки, им первичен визуальный ряд. Мне повезло, что я еще и литератор и могу самому нерадивому и плохо понимающему студенту как-то понятно рассказать и объяснить. Иногда приходится даже рассказывать в интонации народной сказки…

Я нестрогий преподаватель. Всегда считал, что насилием многого не добьешься, а когда все интересно, тогда лучше понимают. Стараюсь брать интересом. Помочь трудному студенту — это уже искусство. Это и есть настоящая педагогика.

Литературой я стал рано заниматься. В школе писал удачные сочинения в отношении литературы и не очень удачные в отношении русского языка. С ним у меня до сих пор проблемы. Мне сегодня редактор говорит: «Особенность твоего синтаксиса — это его почти полное отсутствие…»

Влюбленные в Завальнюка: репортаж с вручения премии имени главного амурского поэта

Моя нынешняя жена после школы уехала учиться в другой город, и я несколько лет писал ей большие, полные чувств письма.

Думаю, что этот эпистолярный жанр тоже пошел плюсом в мою литературу.

Как рождается стих? Честно — не знаю. Рождается и все. Я не считаю себя настоящим поэтом, хотя многие меня так называют. Поэт — это тот, кто живет поэзией. Я прежде всего живу медициной.

Живопись?.. Это человеческая норма. Всего лет двадцать, тридцать назад люди писали друг другу письма. Некоторые из них интересны миллионам, и их публикуют. Так или иначе, человечество писало. Хорошее образование предполагало, что ребенок будет уметь рисовать. Рисунки Пушкина и Лермонтова тому свидетельство.

Есть ли душа? Несомненно! Вокруг каждого человека есть биополе, это несомненно. Оно что, материальное? Его можно чем-то измерить? Нет, пока нет таких приборов. Я давно похоронил своих родителей, но все равно считаю, что они рядом со мной. Их советы, их примеры, их взгляд — все живет во мне.

«Возраст дает понимание жизни»

Фото: Алексей Сухушин

Своему отцу я благодарен за то, что он поощрял чтение, выписывал журналы, иногда водил меня на всякие литературные собрания. Он возил меня на природу, показывал звездное небо, интересно рассказывал о мире и жизни. За ощущение масштабов мира я ему обязан.

Люблю рисовать дружеские шаржи. Это тоже как элемент диагностики — увидеть главное и подчеркнуть его. Студентов своих люблю рисовать. Год назад одна девочка сказала мне: «Вы знаете, меня первый раз в жизни рисуют…» И в ее словах было столько благодарности!

Смерть — это естественное состояние. Я верю, что после смерти человека остается живое биополе. Назовите это живой душой.

Благовещенск… Даже мысли не было из него уехать. У нас очень красивый город, своеобразный. Он стоит на реках и на границе, далек от столичной суеты. Очень многие люди, которые уезжают на Запад, в прямом и переносном смысле потом сильно скучают по Благовещенску. Я убежден в том, что это необыкновенно красивый, спокойный и интересный город. Мне хочется его рисовать, что-то писать о нем. Он меня очень вдохновляет.

Что хорошего у возраста? То, что он дает понимание жизни. Жизни, о которой ты раньше только догадывался.

Смерть? Я о ней думаю, это позитивные мысли. Как врач понимаю, что с человеком часто что-то происходит ни с того ни сего. Это говорит о том, что не нужно тратить время на ерунду. Особенно когда его остается мало, нужно делать какие-то красивые вещи. Приятные себе и другим людям. А сама смерть не страшит. Смерть — это естественное состояние. Все имеет свое начало и все имеет свой конец. Я верю, что после смерти человека остается живое биополе. Его пока нельзя измерить, но оно есть. Назовите это живой душой.

Для меня отдых — взять бумагу и кисточку и отдохнуть душой. Это настолько приятно, что я стараюсь показать это как можно большему количеству людей.

Фото: Алексей Сухушин

Три последних вопроса

1. К каким человеческим качествам вы максимально нетерпимы?

— Для врача нет хороших или плохих людей. Есть люди, которые нуждаются в твоей помощи. На истории болезни не написано, хороший человек или плохой? Лечить нужно любого человека. С одним более приятно общаться, с другим — менее. Но если того требует жизнь, надо находить общий язык.

2. К каким человеческим качествам вы максимально снисходительны?

— Ко всем. Евангелие на этот счет говорит: кто без греха, тот пусть первым бросит камень. Зачем бросать камни, когда все со своими причудами.

3. Чего вам еще хочется от жизни?

— Немного. Написать еще немного акварельных работ. Издать книжечку, кому-то помочь найти себя.

Возраст дает понимание жизни, о которой ты раньше только догадывался.

Справка АП

Николай Левченко родился в 1947 году в Приамурье, кандидат медицинских наук. Глубокий и самобытный литератор. Его первая книга «Моим друзьям и рекам» вышла в 2000 году.

О себе говорил так: «Я — врач. Веду диагностику онкологических больных, могу подсказать правильные методы лечения и этим приношу пользу. А литература для меня – это возможность посмотреть на мир взглядом помимо профессии. Когда в моей жизни есть литература, живопись, искусство, это делает меня счастливым».

Умер 9 сентября 2025 года в Благовещенске.

***